Люба, любовь и прочие неприятности
Шрифт:
— А что я? — я обвела взглядом мужиков. — А как я?
У меня так все поля пожгут, в отчаянии подумала я. Пока я в сельсовете буду штаны просиживать. Да агроном без машины… Кому я нужна? И что делать теперь, куда идти? К Хабарову, с его хихикающей Анжелой?
Слезы даже на глаза навернулись. Виталик стоит, за спиной мнется и ничего не делает… Хотя, что он может, кроме как о задорных потрахушках грезить? Это Хабаров мутит, точно он. Ждёт, что приползу на коленях… с повинной. Упрашивать буду. Знает гад, что кроме колхоза у меня нет ничего, и не поможет тут Виталик вовсе… А ведь вчера
Федя на меня посмотрел и даже что-то человеческое в его взгляде вдруг появилось. То есть обычно он меня в упор не видел, коняшку моего больше калечил, чем лечил, а теперь как-будто сочувствует. Не нужно мне сочувствие, мне машина нужна! А Федя полез под стол, точнее под вырванную откуда-то дверь деревянную, уложенную на кирпичные стопки. Достал здоровую железную флягу, от души плеснул в почти пустую кружку с чаем и мне протянул.
— Пей.
— Чего это? — насторожилась я.
— Валерьянка…
От его валерьянки за версту самогоном несло, у меня бабка несколько лет его гнала, так что я весьма подкована в этом вопросе. Но… мне же ещё унижаться перед Хабаровым. Я решительно взяла кружку и сделала большой глоток. И… в зобу дыхание сперло. Самогонка чуть не метнулась обратно, но на меня же мужики смотрят, нельзя блевать, у меня авторитет… Я смогла проглотить.
— Передумала плакать? — спросил Федя. Я кивнула. — Давай ещё глоток, за маму, за папу…
Я послушно ещё глоток сделала. И слезы на глазах теперь не от обиды, а от того, что самогон нереально ядреный. Федя и себе налил. А мне чего, пусть пьёт, он же не мой тракторист… Я закусила огурцом и ещё выпила.
— Ведь эти поля вся моя жизнь, — через полчаса говорила я. — У меня ничего нет, даже дом в кредит брала…
— А у меня железки… Ты не подумай, я на тебя зла не держу. Толковая ты, побольше б таких…
Я прослезилась от умиления и Федю обняла. Чудесная штука самогон, две маленькие кружечки с чаем напополам и уже не так погано! А Федя так вообще идеальный мужик. Его б на поля ко мне, мы б пятилетку за три года сделали…
— Любовь Яковлевна, — ныл над ухом трезвый Виталик. — Время утро, нам работать ещё…
— Мне нужно вернуть машину, — икнула я. — Пошли.
Встала и чуть не упала. Ноги нормально не слушались, удивительно…
— Семьдесят градусов, — крякнул удовлетворённо Федя. — Сам гнал…
В общем, за машиной мы пошли. Ногами я пользоваться научилась, кстати, это весьма забавно, я даже хихикала. Сначала поискали мой уазик в кустах возле мастерских, а вдруг спрятали… Виталик в них лезть не хотел, но я сказала, что вот рыцари для своих дам… полез. Машины не было.
— А, может, домой? — робко спросил он. — Поспите…
— Я трезвая, — возмутилась я.
От свежего воздуха мне и правда чутка полегчало, по крайней мере шла я ровно. У мостков, в лесу, спустилась к самой воде и попила ледяной воды из ручья. Здесь все село воду набирало, и ступеньки, и тропинка… Вроде протрезвела. Но главное — решимость поставить на место Хабарова с его Анжелой никуда не делась.
Глава 12.
Бухгалтерша раздражала. Входила в кабинет, словно к себе домой, причём сначала грудь, потом она сама. Хихикала. Пыталась заглянуть на экран моего компьютера. Пыталась работать на два фронта сразу. Во-первых, узнать, над чем я работаю сейчас. Во-вторых соблазнить заодно. А ещё, если можно, помешать, отвлечь. Поэтому и приходила сиськами вперёд с завидной регулярностью.
— Как вы её до сих пор не турнули? — удивилась мой личный бухгалтер Катерина. — Она же достала.
Это она озвучила после третьего визита Анжелы. Работала по первости в моем кабинете, кабинет для её все ещё обустраивали. Да и удобнее, можно обсудить всю текучку.
— Боюсь перепугать до икоты, — поделился я. — Вдруг ещё нужна будет, а она заикается…
Мы дружно углубились в расчёты, пока Анжела не появилась снова. Столбики цифр расстраивали и радовали одновременно. Деньги и ресурсы воровались, буквально утекали из бедного колхоза. А с другой стороны это же говорили о том, что моё предприятие и правда принесёт неплохую прибыль в дальнейшем. Да, это не нефть, но работать в убыток я не привык. Стало быть направим все денежные ручейки, что текут сейчас в разные стороны от колхоза в одну сторону и уже полдела сделано.
— Терпение и труд, — пожала плечами Катя, — Вот смотрите…
Дверь открылась в шестой раз за утро. За два часа! В кабинет вошла Грудь. Именно так, с большой буквы. Белая блузка, расстегнутая на грани фола, под ней розовый лифчик, кружева которого стыдливо выглядывают наружу. Следом Анжела.
— Я подумала, может вам хочется кофе…
Кофе кстати тут пили тот самый, в миллионах рекламных роликов расхваленный и прямым путем к язве ведущий. Я один раз согласился на этот самый кофе — вспоминаю с дрожью. Да ещё и отвлёкся, щёлкнул мышью и снёс последний столбик цифр. Психанул, все же, терпение не самая великая моя добродетель.
— Вон, — спокойно сказал я. — Пошла вон. И не приходи, пока не вызовут.
Девушка неровно, некрасиво покраснела — пятнами. Икнула. Спиной попятилась назад, врезалась в дверь, затем нашарила ручку и вывалилась в коридор.
— Точно заикаться станет, — вздохнула Катя и уткнулась в свой компьютер.
Мне похер. Так я себе и сказал. Но прислушался и понял, что здание, которое шумело разговорами в соседних кабинетах, шагами по коридору вдруг полностью затихло. Как-то… рано я. Хотел ведь по хорошему. И совесть начала мучить, не тянула девица на первостатейную сучку, наивная просто слишком. Держался я минут десять.
— Пойду премию выпишу, — сдался я.
Катя улыбнулась одними лишь уголками губ и снова вернулась к работе. Она хорошо меня знала, и за чётко очерченные границы никогда не переходила. С ней было легко, со всеми бабами бы так. От большинства остальных меня прятала Варька, по крайней мере от назойливых охотниц за кошелька и чересчур мечтательных коллег женского пола. С остальными я справлялся сам. А как вот с этими деревенскими быть, я ещё не знал, придётся учиться на ходу. Сидит наверное, рыдает, несчастная барышня. И правда премию надо выписать, у премий просто чудотворный эффект.