Люба
Шрифт:
— Вот и ответ, мы не сработаемся. Вы правильный врач, а я нет.
— Почему? Так ли велико чувство сострадания, что перевешивает здравый смысл?
— Я женщина, я мать. Этим все сказано. Простите, но я не смогу работать с вами, мы не единомышленники.
Он ушел разочарованный и обиженный, а я отправилась в реанимацию. Мой мальчик был жив, и с ним был Саша. Его держали в искусственной коме. Ждали, понимая, что так организму будет легче.
— Ты пускал к нему мать? — обратилась я к мужу.
— Да, ненадолго. Она надеется.
— Не в моем вкусе.
— Понятно. Я утром встречался с бывшей однокурсницей, хочу ее взять в биохимию. Толковая девка, дети уже взрослые. Недавно защитила докторскую. Я был на защите, мне понравилось. Она подойдет завтра, познакомишься и решишь. Ты идешь домой?
— Нет, я его не оставлю, — я жестом показала на мальчика.
— С ним останусь я. А ты нужна дома. Федор тоже обещал подежурить. Если что, мы тебе позвоним.
— Это мой пациент, Саша.
— Мой тоже, и Федин, и Колин. Кто завтра примет следующего пациента? Дома дети, между прочим. Наши с тобой дети. Иди домой, Люба. Он в коме, и завтра будет в коме. Люба, послушай меня.
22
Измена
Саше исполнилось сорок шесть лет, Любе тридцать девять. Двадцатиоднолетний Валерка перешел на шестой курс института. Все свободное время он проводил в клинике. Днем ассистировал на операциях Любе или Федору, ночью дежурил в приемном покое.
Был объявлен конкурс в аспирантуру: два хирурга, два терапевта и один акушер гинеколог.
Люба, Саша и Федор проводили собеседования. Кандидатов пришло больше двадцати, но достойных пока не было. Люба с Федором с большой натяжкой согласились на одного выпускника мединститута, Саша браковал всех. В кабинет вошла молодая женщина лет двадцати пяти.
— Валентина Скокова, — представилась она. Любе было интересно на нее смотреть, она чисто внешне очень напоминала её саму. У нее были вьющиеся длинные каштановые волосы, большие карие глаза, белая кожа. Достаточно тонкая фигура, но с более выраженными, чем у Любы, формами. Одета она была в светлую кружевную блузку с откровенным вырезом и юбку-годе, чуть прикрывающую колени. Мужчины смотрели затаив дыхание.
После нескольких ничего не значащих вопросов Саша вдруг произнес:
— Мы в восторге от ваших знаний, я беру вас в аспирантуру по терапии. Вашим научным руководителем буду я. Прошу любить и жаловать. Приступайте к работе завтра. Сейчас напишите заявление, а мы с Любовью Александровной его подпишем. Работать будете в приемном покое, ваши обязанности я вам объясню, когда мы тут закончим. Подождите, пожалуйста, в приемной.
Валентина кокетливо улыбнулась, глядя прямо Саше в глаза.
— Огромное спасибо, я не думала, что все будет так просто. Вы так добры. Я подожду.
У Любы защемило сердце, но она
— Саша, давай пить кофе. Потом поговоришь со своей новой аспиранткой, — попросила Люба.
Они прошли в его кабинет. Валентина спросила у секретарши:
— А что, Борисов и Корецкая близки?
— Последние двадцать с лишним лет, — отшутилась секретарша.
— Трудно двадцать лет быть любовниками.
— Почему любовниками? Она его жена.
Зазвонил телефон. Татьяна ответила, а потом обратилась к Валентине:
— Директор вас ждет, проходите.
Валентина вошла в кабинет Борисова. Люба сидела по правую руку от него.
«А она красивая, очень красивая. Немного старовата, немного жестковат взгляд, но в целом… А он просто шикарен, даже седоватые виски его не портят. Мимо такого мужчины пройти трудно. Я хочу его. Интересно, он ее любит или это деловое партнерство? Двадцать лет вместе и на работе, и дома, наверняка они давно устали друг от друга. Фигура у нее хорошая, немного худая, но все при ней, а ноги и грудь красивые. Скорее всего, детей нет. Да и откуда. Если бы были, она не стала бы ведущим хирургом страны».
Саша долго объяснял, в чем будет заключаться работа в приемном покое, какие у него планы на ее научную работу. Какую литературу она должна просмотреть за неделю и так далее. Люба смотрела на нее и не проронила ни слова. Наконец Саша отпустил новую аспирантку. На работу она выходила только с понедельника.
— Люба, а она хороша. По-моему, умница. Как ты думаешь?
— Саш, только не сердись, я почему-то к ней ревную. Не знаю, она неестественная, какая-то фальшивая и гнилая. Я ее съем за два года.
— Люба, и давно ты у нас людоед?
Он обнял жену.
— Ты единственная женщина в моей жизни, которую я люблю. Или ты мне не веришь?
— Конечно, верю. Саша, она мне правда не нравится. Не нравится, понимаешь? Или мое мнение ничего не значит?
— Ты предвзята, я не могу отказать человеку только на основании твоего внутреннего голоса. Вот увидишь, все будет хорошо. Ты сейчас смешная и безумно красивая. Иди ко мне.
Когда Валентина дежурила, Люба старалась меньше бывать в приемном покое.
Но Валентина работала хорошо, все задания руководства выполняла вовремя, и постепенно Люба к ней привыкла. В штате института было больше двухсот женщин, она ни к кому не ревновала, хотя на Сашу засматривались все или почти все. Постепенно она перестала обращать на Валентину внимание. Так прошел год.
Как-то после ученого совета Валентина подошла к Любе и спросила:
— Любовь Александровна, новый интерн по хирургии, Корецкий Валерий Александрович, ваш брат?
— Какая разница? Да, он мой родственник. У вас к нему есть претензии? Он ведь работал медбратом на шестом курсе.