Любимая и потерянная
Шрифт:
А потом он впал в оцепенение и, откинувшись на сиденье машины, не замечал полосок света, пробегавших по стеклу. Бушар, считая, что он пьян, не знал, как поступить: позволить ли ему уснуть или будить и тормошить его до тех пор, пока сознание его не прояснится. Бушар со всеми был мягок и ровен и гордился тем, что ни разу за всю свою практику не испытал чувства злобы к арестованному им преступнику, а также тем, что он интеллигентный человек, мыслящий нешаблонно, способный оценить явление во всей его сложности. Этот Макэлпин, безусловно, тоже интеллигент, а это значит, что им нетрудно будет найти общий язык. И возможно, что, узнав
— Постарайтесь не уснуть, мой друг. — Он потряс Макэлпина. — Вам будет легче. Скоро все пройдет.
Макэлпин поднял голову и посмотрел в окно.
— Я не спал. Где мы сейчас?
Бушар ответил, что они подъезжают к Марсову полю.
— Ах, ну конечно.
Ну что ж, вполне закономерно, что в полицию его везут через тот самый старый деловой квартал, где он когда-то предавался самонадеянным мечтам. В этом есть смысл.
— Мне будет неприятно, если вы подумаете, что я пью сверх меры, — принужденно сказал он. — Обычно, сколько я ни выпью, по мне незаметно. Но мне сегодня очень уж не по себе. Извините.
В здание полиции и в комнату инспекторов он вошел, держась очень прямо, и, только сев на стул, вздохнул, откинулся на спинку и с тоской огляделся.
Посредине пустой комнаты, с облезлыми коричневыми стенами, стоял длинный стол. Стенографистка, толстенькая девушка со смуглым сердитым лицом, внесла две чашки и кофейник. Увидев кофе, Макэлпин сказал:
— Если можно, сэр, я с удовольствием умылся бы холодной водой.
— Сделайте одолжение, — столь же учтиво ответил Бушар. Он проводил его в ванную, подождал и даже подал ему полотенце.
Потом они пили кофе. У Макэлпина дрожали руки. Он пил с жадностью. Наливая себе третью чашку, он увидел, как Бушар положил на стол рисунок с надписью «Мадам Радио».
— Прошу вас… прошу, — высокомерно произнес Макэлпин. — Без всяких церемоний. Хитрить незачем. Это я рисовал. Тот, что в газете, — тоже. Я все отлично понимаю и, право же, отдаю себе отчет в своих словах. Я знаю, что виноват. Но я не хотел этого. Ошибка, страшная ошибка. Этого не должно было произойти.
— Так это вы убили девушку? — с сомнением спросил Бушар.
— В известном смысле я повинен в ее смерти.
— Вы были у нее прошлой ночью?
— Конечно.
— И причастны к ее гибели?
— Я уже сказал вам, что она погибла по моей вине.
— В котором часу вы вернулись в отель?
— В двадцать семь минут третьего. К чему эти подробности? — вдруг вспылил Макэлпин. — Разве я пытаюсь вас запутать?
— Нет, нет, отнюдь. Просто мне хочется все знать. Я любопытен. Пейте еще кофе. Я сейчас вернусь.
Бушар сказал это мягко, участливо, потом дружески потрепал его по плечу и быстро вышел с загоревшимися любопытством глазами. Макэлпин, оставшись один, обхватил руками голову и вздохнул. Невыносимо сидеть тут в одиночестве. Весь этот день он старался быть на людях. Хитрец Бушар нарочно бросил его тут одного. Правда, можно пить кофе, но его и так уже чуть не тошнит. Макэлпин отодвинул от себя кофейник. Нет, лучше уж разглядывать царапины на столе и попытаться хоть чуть-чуть собраться с мыслями. Зачем понадобилось
Когда Бушар вернулся, Макэлпин встретил его хмурым взглядом:
— Совершенно ни к чему держать меня тут одного. Понятно?
— Извините, — мягко произнес Бушар, садясь за стол. — Я вышел позвонить. Ведь нужно же мне было справиться в вашей гостинице, в котором часу вы пришли.
— Говорю вам, это несущественно.
— Вы сказали, что вы виновны. Но все же мне хотелось бы найти настоящего убийцу. Кто он, вы не знаете? Может быть, это кто-нибудь из ее чернокожих друзей?
— И это тоже… — начал Макэлпин, и голос у него сорвался, — тоже неважно.
— Мистер Макэлпин, поймите, я вас не прошу сейчас оценивать положение. Вы не откажетесь объяснить мне, в чем заключалась ваша причастность к убийству?
— В чем заключалась? О, это очень занятно. Видите ли, я любил ее. Любил и хотел, чтобы она поступила так, как велит ей сердце.
— Я спрашиваю, причастны ли вы к убийству?
— Причастен ли… кто знает, как это назвать, — его ответ был почти не слышен, так тихо он произнес его, да к тому же закрыв лицо руками.
Бушар оживился. Этот Макэлпин был так взволнован, что разговор сулил быть интересным. Наливая себе кофе, Бушар сверлил Макэлпина внимательным взглядом. Но вот он наклонился, глаза его заблестели — сейчас он сам будет не спрашивать, а объяснять, сам покажет Макэлпину те скрытые пружины, которые руководили им. Поиски этих пружин — самая увлекательная часть его работы, и он не ошибся, признав в Макэлпине человека своего уровня, способного разбудить его любопытство.
— Вы говорите, вы ее любили, — начал он сочувственно. — Что ж, это можно понять. Хорошенькая девушка. Но ведь дочь мистера Карвера тоже красива. Говорят, эта мисс Сандерсон вела весьма вольный образ жизни, отличалась специфическими вкусами. Любила бывать в таких местах, где ей бывать не полагалось бы. Вы человек утонченный, образованный. Преподаватель университета. Что-то в этой девушке разожгло ваше любопытство? Э? Я не ошибся? Мне нужно понять, что вас толкнуло к ней. Нечто странное, неуловимое… возможно, неудовлетворенность своей жизнью, скука.
Одурманенный этим потоком слов, Макэлпин, не мигая, глядел сыщику в лицо, а тот и сам увлекся не на шутку, довольный своей проницательностью.
— Улица Сент-Антуан, — продолжал он, — где так тесно перемешались белые и черные, это ведь как раз та почва, на которой у такой вот белой девушки могут развиться самые причудливые и извращенные наклонности. Конечно, это заинтересовало вас. Ни с чем подобным вы еще не сталкивались. Так ведь? Лично мне понятна эта жажда новизны. Вам знакомы произведения Жида?
— Еще бы. Еще бы.
— Андре Жид. Французский романист. Читали вы его? — спрашивал Бушар Макэлпина, который, выпрямившись, возмущенно на него глядел. — Читали или нет?
— Ох, уж эти мне разговоры о Жиде, — желчно оборвал его Макэлпин. — Один треп. Уверен, что никто тут не читает Жида.
— И тем не менее…
— Тем не менее — что?
— Он, знаете ли, отличный стилист.
— О, бог ты мой! Все мы отличные стилисты. Где я?
Он огляделся и, побледнев, тупо уставился на Бушара. Потом махнул рукой и, закрыв лицо ладонями, заплакал.