Любимая
Шрифт:
— Это что там внизу? — спросила я, указывая на несколько черных точек, зажатых на дне ущелья справа от дороги, не более чем в двух километрах от нас.
— Легки на помине! — гримаса Сани была наполнена отвращением. — Почему, стоит только представить себе какое–то дерьмо, так тут же оно возникает наяву!
— Это же закон Мэрфи, — улыбнулась я. — Самый неприятный вариант обычно самый близкий к истине. Давай вернемся в Эйлат, здесь нам делать больше нечего.
— А где Брюхо? — Саня заглушил джип и уставился на меня. — Он–то куда подевался? Это может быть как–то связано с переговорами Максима?
—
— Ты умная, образованная, — сказал Саня. — Почему бы и нет?
— Мало информации, — я была польщена и постаралась напрячь извилины, несмотря на усталость. — То, что знаю я, это следующая цепочка: Максим связан с Владимиром, он приехал в Эйлат. Брюхо тоже оказался здесь, и, похоже, исчез после стрелки с Румяным. Расскажи мне об этом человеке. Он — ключевая фигура. Прежде всего, ответь, в каких отношениях Румяный с Владимиром?
— В маленькой стране все содержатели борделей так или иначе знакомы. У Румяного есть места в Хайфе. Я не знаю его близко, но Брюхо общался со всей этой братией и стоял выше их всех.
— Слыхал про законы джунглей?
— Это из «Маугли»?
— Почти, — улыбнулась я. — Среди них есть и такой: слабые объединяются в стаю. У меня появилась версия, что все сутенеры этой страны собрались, чтобы уничтожить сильнейшего. Зависть и деньги, власть и влияние, — их мотивы налицо. А кочевники спрячут концы в воду. Или в песок.
— Сюда едет машина, — сказал Саня.
И правда, от далеких черных точек отделилась бирюзовая, размером поменьше, и стала карабкаться вверх по серпантину.
— Черт! — крикнул Саня, заводя двигатель. — Они увидят нас, едва поднимутся на дорогу.
— Надо спрятать от них машину, — его волнение передалось и мне. — Возвращаемся!
— Здесь нельзя даже развернуться, — Саня тронул джип навстречу опасности. — Сейчас найдем хоть какое–то расширение дороги.
Я во все глаза смотрела на высокие скалы, нависавшие слева от нас. В них, как назло, не обнаруживалось ни единого пологого склона, а обрыв с правой стороны от узкой дороги сулил моментальную гибель. Еще немного, еще, горы так многообразны…
— Смотри! — крикнула я.
Но Саня уже увидел возможность спуска по левую сторону, он осторожно повел машину вниз от дороги, но, конечно, крутизну и наклон горы не осилил даже японский автомобильный шедевр — джип вдруг завалился на правый бок, перестал слушаться руля и, прошуршав по мелкому гравию, уткнулся в красную, как спекшаяся кровь, скалу. Двигатель заглох. По счастью, удар вышел несильным и был смазан то ли Саниным торможением, то ли низкой скоростью съезда под уклон. Так или иначе, мы перестали быть видны с дороги — Саня выскочил со своего сидения, открыв дверцу, а потом вытянул меня. Дверь с моей стороны была прижата к скале, и я смогла выбраться только таким способом.
— Как ты? — спросил Саня.
— Я–то в порядке, — каблуки моих нарядных босоножек увязли в гравии, я поправила коротенькую юбку. — Они нас не увидели.
На фоне тишины пустынных гор слышался пока еще далекий звук приближающейся машины.
— Нас–то не заметили, — согласился Саня, — зато мы разглядим их.
Он ловко вскарабкался вверх по склону, огляделся в поисках укрытия и затаился у большого придорожного
— Там ехал Селя, — произнес растерянный Робин Гуд, спускаясь ко мне. — Вот уж, чего не ожидал.
— Дай руку, — попросила я. — Какого черта я напялила эти каблуки!
— Никуда не денешься, — Санина крепкая ладонь помогла мне забраться на дорогу. — Босиком ты здесь и ста метров не осилишь.
Мы стояли на том месте, где только что проехал бирюзовый джип, и откуда совсем недавно Саня повел свою машину под уклон.
— Здесь нет связи! — мобильный телефон в Саниной руке не работал. — Сотовые ретрансляторы остались за горой. Думаю, отсюда до шоссе не больше десяти километров. Правда, по паршивой дороге, но все равно, за три-четыре часа ты доберешься.
— Ты хочешь сказать, я пойду одна?
— Нам необходимо разделиться, — кивнул Саня. — Я оставлю тебе телефон, и ты, как только появится связь, наберешь Чарли. Расскажешь ему все, что тебе известно, и попросишь его от моего имени приехать сюда.
— А что ты сам собираешься делать?
— Подберусь к бедуинской стоянке, — ответил Саня. — Ночью меня не заметят — может, узнаю что–то новое. Или, если Брюхо там, попробую ему помочь. Встретимся у моей машины под утро, я постараюсь вернуться, как можно раньше. Если меня не будет, пусть Чарли поднимает ментов.
— Ох, боюсь я идти в этих босоножках, — пожаловалась я. Идея остаться совсем одной в таком безрадостном месте совершенно не радовала.
— У каждого свои испытания, — сказал Саня, улыбаясь.
Потом он вновь спустился к своему джипу, достал из багажника бутылку воды и сделал несколько больших глотков.
— Это последняя, — сказал он, протягивая мне пластиковую бутылку. — Если не пить, в здешнем климате гарантирован тепловой удар. Неприятная смерть, скажу тебе.
— У тебя телефон–то хоть не на иврите закодирован? — спросила я, орошая сухое горло глотком живительной влаги.
— Нет, все по-английски, ты разберешься. Только уходи с этой дороги, если услышишь мотор! — напомнил мне Саня. — Ну, удачи! Не теряй времени.
— И тебе ни пуха, — кивнула я, делая первый шаг по пути назад, к цивилизации.
Тому, кто передвигается по земле в кондиционированном салоне хорошего автомобиля, в жизни не понять, что означает путь бредущего пешком паломника. Но паломники–то хотя бы носили удобную обувь! Мои ухоженные ножки с аккуратным педикюром сбились в кровь уже на первом километре, а дальше я не понимаю, как брела, кусая губы, сжимая кулаки, чтобы не разреветься. Потом боль стала настолько невыносимой, что я сняла проклятую обувь и пошла босиком по острым горячим камням. Однажды я услышала гул мотора впереди себя, и едва успела упасть в камни обочины, среди которых не оказалось ни одного, достаточно большого, способного укрыть даже такую, как я. Меня пронесло и на этот раз, но идти с каждым шагом становилось все тяжелее, пока не наступил вечер, и я уже не мучалась так сильно от жары, тем более, что дорога пошла под уклон.