Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС

Дегрелль Леон

Все-таки они дошли до реки, фанатично исполнив приказ! Но что могли сделать эти несчастные одни на этом берегу? Надо бы было сразу подтянуть за их спиной многие тысячи людей и, особенно важно, артиллерией и авиацией подавить вражеские батареи, а также новые советские части, беспрерывно высаживающиеся на берег.

По песчаным дорогам с тыла подтягивались несколько литовских рот, но что значили эти крохотные подкрепления? К тому же их бомбила советская авиация: все перекрестки были в огне. От каждой деревни в сумрак вздымались серые и красные факелы. Градом сыпались пули, негде даже было укрыть раненых.

Каждая

улица была изрыта воронками, каждый дом за шесть-семь километров от поля боя был изрешечен осколками.

* * *

Ночью русские в огромном количестве высадились на берег и выгрузили из шлюпок много артиллерии и техники. Форсирование реки было практически свободно от препятствий: наша артиллерия без боеприпасов и авиация без горючего больше не могли ничему препятствовать.

Когда встало солнце, советские танки, как крокодилы, были на нашем берегу, осторожные, не пытаясь пока двигаться вперед, но образуя перед разрушенным мостом автострады мощный заслон.

За время ночных боев рота, оседлавшая несколько высот у Одера, потеряла четыре пятых личного состава. Каждый квадратный метр песка был накрыт снарядом или миной.

И тем не менее приказы были неумолимыми. Надо было еще контратаковать! Это было какое-то извращение, аберрация! Для успеха такого предприятия больше, чем когда-либо, требовалась мощная поддержка артиллерии, танков, «Юнкерсов» и полудюжины ударных батальонов.

Но мы не собирались ослушаться приказов после четырех лет их выполнения, в каждой атаке неся ужасные потери. Капитан Тиссен, незабвенный Тиссен из Черкасской эпопеи, один из наших изумительных специалистов в рукопашных, получил три пули и рухнул на груду трупов советских солдат. Лейтенант Регибо, семь раз раненный на Восточном фронте, был посечен многими минными осколками, все его тело было в крови. Лейтенант Альберт Верпортен, молодой писатель, полный живого юмора, лежал на земле с раскроенным лбом и двумя оторванными руками.

В течение этого ужасного дня 21 апреля 1945 года шесть раз валлонцы получали приказ атаковать левый берег Одера. И шесть раз они снова бросались в пекло.

Ничто не скажет лучше об их героизме, чем ужасные цифры: из шестисот пятидесяти валлонцев, сражавшихся накануне в рукопашных боях среди этих дюн, к вечеру 21 апреля оставались невредимыми только тридцать пять человек.

Шестьсот пятнадцать остальных солдат, то есть девяносто четыре процента батальона, были убиты или ранены за дело, которое все тогда уже считали проигранным. Но они верили в бессмертие своего идеала, они пожелали оставаться верными до конца, до конца выполнить приказ, если потребуется, ценой смерти, на земле, которая даже не была их землей…

Я провел день, приводя в порядок вторую линию обороны шириной в двадцать километров, что мне предстояло держать на востоке от Брюссова. Но вскоре этот участок почти опустел: от меня роту за ротой взяли всех ребят из фламандского полка, чтобы в свою очередь бросить их к Одеру на трупы наших валлонских солдат.

Таким образом, оборона на второй линии становилась иллюзией. У меня был всего один батальон боеспособных валлонских волонтеров, чтобы защищать двадцать километров территории от противника, потоками высаживающегося на берег Одера.

Русские саперы навели мост через Одер: сотни танков и пушек, целые

дивизии прошли по нему, как ураган. В нескольких километрах выше по течению Советы оборудовали два других плацдарма, еще шире, чем у автострады.

Кто теперь мог остановить этот катаклизм? Немецкое командование по-прежнему было категорично: зацепиться! Надо было пожертвовать всем, что оставалось, спасти положение, которое еще можно было спасти.

Но на нас накатывались десятки тысяч русских! Вся местность пылала вокруг нас! Мы непоколебимо стояли на наших позициях под Брюссовом 22, 23, 24 и 25 апреля, поскольку таков был приказ.

Советская авиация полновластно царила в небе. Самолеты со звездами, пронзая пепельный воздух, с ревом ныряли на нас, громили стены, двери, перекрытия. Наш КП постоянно решетили пули.

25 апреля все крыло здания вспыхнуло, затем вспыхнул центр поселка Брюссов. Ревел домашний скот. На земле корчились женщины, пробитые зажигательными пулями, с пожелтевшими руками и ногтями как шпоры петухов. Каждые четверть часа пальба возобновлялась.

В пять часов вечера прибыла мотоэстафета: армейский корпус отказывался от дальнейшего использования оборонительного рубежа под Брюссовом, далеко обойденного противником по обоим флангам. Мы должны были отступить на новые рубежи на северо-западе от города Пренцлау.

Я сразу же приказал своим людям трогаться в путь. Но жизнь была невыносимой. Последним авианалетом пробило три колеса моей машины, я на скорую руку отремонтировал ее. Вокруг меня во все стороны с диким визгом носились свиньи, вылетевшие из горящего свинарника.

Русские сновали повсюду, как полевые мыши. Открылись хляби небесные. Удастся ли нам избежать гибели в потопе?

На Любек

Пренцлау был старый город с кирпичными церквями, похожими на замки, но с кружевными и освещенными узкими арками. Когда мы проходили через него 25 апреля 1945 года, там тоже только что началась настоящая агония. В течение многих дней советская авиация бомбила улицы. Рухнувшие дома затрудняли продвижение. Обезумевшими стадами уходили гражданские люди – беженцы.

Три тысячи офицеров бельгийской армии только что вышли из оккупационного лагеря в Пренцлау, куда они были интернированы после капитуляции 28 мая 1940 года. По дороге они пыхтели и обливались потом. Пунцовые генералы с фуражками набекрень вытирали пот, сидя на насыпи или, похожие на раскрасневшихся сиделок, как няни, толкали впереди себя детские коляски, куда они сложили свое барахло. С их стороны нельзя было ожидать особенной спортивности, физической подготовки. Русские бы быстро догнали их.

Мы должны были занять позиции в нескольких километрах к северо-западу от Пренцлау. Я оборудовал свой КП в замке Хольцендорф, кишевшем стадами стонущих беженцев. Большинство из них были эвакуированы из Рейнской области на восток. Теперь большевики теснили их к западу, откуда они пришли!

Столько переживаний вконец измотали их. Многие женщины со страхом озирались вокруг. Одна из них тревожно тащила за собой трех блондинистых детишек, прицепившихся к ее юбке. Она ждала четвертого ребенка и в этой неслыханной толчее несла впереди себя торчком огромный живот. Вечером она, обезумев, легла на спину, рыдала, икала и отказывалась от любой помощи.