Любить и не страдать. Когда страдание становится образом жизни

Хромова Татьяна

• подзатыльники;

• регулярные клизмы;

• ребенок подвергается различным унизительным и неприятным испытаниям;

• нападение с применением оружия, например пьяный отец бегает с топором по квартире.

Крайним вариантом проявления физического насилия является убийство.

Все вышеперечисленное на 100 % гарантирует развитие в ребенке мазохистических или садистических черт характера.

Самые частые аргументы, которые используют родители, применяющие к детям физические наказания:

• «Ты по-другому не понимаешь»;

• «Сколько можно тебе повторять?»;

• «Ты сама напросилась»;

• «Ты плохо себя ведешь»;

•

«Не понимаешь головой, вобью через жопу»;

• «Заслужила, по-другому с тобой нельзя»;

• «Потом спасибо за это скажешь»;

• «Слов не понимаешь»;

• «Ты меня довел»;

• «Сил моих больше нет»;

• «Все нервы вытрепал»;

• «Чтобы выросла хорошим человеком, по-другому ты не понимаешь»;

• «Бью, чтобы научить дисциплине и порядку»;

• «Я делаю из тебя человека, воспитываю».

Даже сейчас есть родители, которые считают физические наказания детей частью воспитательного процесса. В ситуации, когда родитель бьет ребенка, он поступает по отношению к нему как садист. Особенность такого поведения в том, что садист всегда находит оправдания совершенному насилию, вешая ответственность за это на жертву.

Тот, кто, по идее, должен быть родным, близким, кто должен защищать, заботиться, вместо всего этого бьет и унижает. При этом обидчик сильнее, выше, тяжелее. Что при этом происходит с ребенком?

Я была очень маленькая. Жили мы в деревне. Когда однажды после дневного сна я проснулась, никого не было дома. Я испугалась и побежала кого-нибудь искать. За оградой увидела папу, возвращавшегося домой с ведрами. Я думала, что осталась совсем одна, мне было очень страшно, я была счастлива, что нашла его, хотела, чтобы он обнял меня. А он «успокоил» меня сильнейшим ударом по голове и сказал, что если еще раз увидит, что я плачу, то «башку оторву!».

Сейчас очень трудно отстаивать свою позицию, в любой волнующей ситуации чувствую себя маленькой и беспомощной и как будто не имеющей права на защиту. Лера, 24 года

Меня в детстве единожды ремнем «учил» отец, пару раз попал, потом я прибежала в слезах к маме. Папа шел за мной и хотел ударить еще раз, но попал маме по руке. До сих пор помню, как она сказала: «Саша, ты в своем уме?!» Мне говорили, что получила я за дело, очень плохо вела себя в магазине. Мне было около 7 лет. Когда мне было 9, папа умер.

Вообще, он был чудесным отцом, участвовавшим в воспитании, добрым, веселым, сильно меня любящим. Я его единственная долгожданная дочь (ему было 37, когда я родилась). Все остальное мое детство пропитано радостью, теплом и счастьем.

Но все дело в том, что когда я вспоминаю папу, у меня ВСЕГДА в памяти всплывает и этот случай с ремнем. На фоне, неярко, но всегда.

Именно поэтому я против телесных наказаний, не хочу своим детям таких фоновых воспоминаний. Светлана, 31 год

Я сбегала из дома, когда мне было 17 лет. Отец пил и оскорблял меня, доходило до драк. Возвращалась, потому что было жалко маму оставлять с ним одну. Сейчас при ссорах с мужем, когда обстановка сильно накаляется, тоже ухожу (хотя мой муж просто защищается, не кричит и т. д.). Света, 22 года

Папа меня бил или угрожал ремнем, или ломал мои вещи, если я отказывалась что-то делать. А что касается отношений между родителями – я помню одну ссору, где папа маму ударил и она плакала. А на самом деле я НИКОГДА не видела ни единого признака, хоть какого-то намека на чувства между ними. Такое ощущение, что они просто были коллегами, может, немного друзьями, а я была для них типа «совместным проектом». И все. Будто оба они и асексуальны, и аромантичны. Сейчас мне очень легко заводить друзей, а вот в плане романтических отношений отсутствует «встроенная» модель, поэтому, образно говоря, все приходится придумывать самой, и часто меня посещает ощущение неопытности или что я, например, не знаю, как выглядит в отношениях «обычный день», потому что моими ресурсами для построения модели отношений стали кино и книги, которые построены на драме. Соответственно, я долго была королевой драмы и не умела наслаждаться простыми вещами, пока не измотала себя этим. Как раз сейчас работаю с этой темой. Мне, кстати, кажется (но я могу быть неправа), что боязнь демонстрировать чувства друг к другу перед детьми (даже если чувства есть) присутствует у многих родителей этого поколения (те, кто вырос в СССР в 1960–1970-х гг.), слышала похожие истории от некоторых своих друзей. Ирина, 33 года.

Несмотря на огромную просветительскую работу со стороны психологов, в нашей культуре до сих пор можно услышать: «Меня били. Ну и что? Нормальным человеком вырос».

Среди своих читателей я несколько раз проводила опрос: применялись ли к вам физические наказания? Били ли вас родители?

Около 60 % опрошенных ответили ДА. При этом приходит огромное количество сообщений, указывающих на то, что детей шлепали, толкали, давали подзатыльники, и, вырастая, эти дети не считают все вышеперечисленное ужасным словом «БИЛИ».

У нас так часто применяется насилие, что это становится практически нормой.

Ольга Семенова, нейропсихолог, в статье «Когда ребенка бьют… пусть даже словом» для журнала Psychologist пишет: «У тех, кто в детстве регулярно переживал насилие, уменьшены размеры структур мозга, которые обрабатывают эмоциональную информацию и отвечают за память. У них нарушен обмен некоторых нейромедиаторов (в частности, окситоцина, который связывают с формированием привязанностей) и веществ, связанных с регуляцией состояния стресса. Кроме того, неправильно работает и так называемая мозговая система подкрепления: позитивный опыт не служит для них ориентиром, они становятся менее чувствительными к тем сигналам внешней среды, которые способны указать им путь к успеху. Зато чувствительность к опасности остается на высоком уровне, что делает этих людей менее решительными и мотивированными на саморазвитие».

Меня били. Ремнем, скакалкой, крапивой, ветками. Били только за какие-то проступки. У меня повышенный болевой порог, но папа никогда не верил, что мне больно. Когда стали с братом старше, он все повторял: «Ну что, будете себя вести нормально, или мне опять скакалку достать?!» Выросла, и вот, пожалуйста, депрессия, тревожное расстройство, ОКР и полный, полнейший мазохизм. Обожаю ныть и страдать. Ипохондрик, часто ищу у себя какие-то заболевания, кучу денег трачу на врачей. В терапии больше года, но только недавно поймала себя на мысли: как же классно болеть, надо бы еще что-нибудь у себя найти. И точно знаю, что папу в детстве сильнее наказывали. Лупасили всем, чем можно и нельзя. Он вырос моральным абьюзером. Но и черты мазохизма есть. Много лет ухаживал за своей мамой, когда у нее началась болезнь Альцгеймера. Хотя она всегда больше любила дочь, папину сестру. Это было очень заметно. Но вот сестра как раз никакого участия в заботе о маме не принимала.