Любить и не страдать. Когда страдание становится образом жизни

Хромова Татьяна

• закрытость семейной системы и невосприимчивость к чужому опыту: присутствуют власть, контроль и подозрительность. Все проверяется и перепроверяется. Нет места доверию, например, читают личную переписку, роются в сумке и личных вещах, могут открыть дневник и прочитать его, заходят в комнату, ванную и даже туалет без стука. Например, мать 14-летнего мальчика, заходя к нему в ванную, на его протест и просьбу так не делать возмущенно заявляет: «А что я там не видела? Ты мой ребенок!»;

• воспитание в такой семье идет по определенным правилам, и они практически идентичны во всех дисфункциональных семьях. Вот некоторые из них: родитель – хозяин ребенка; ребенок должен делать только

то, что говорит ему родитель; ребенок не имеет права проявлять свои эмоции, чувства и желания, его воля воспринимается родителями как упрямство, и это упрямство должно быть сломлено. Если ребенок проявляет злость, то его за это стыдят и винят: «Как ты смеешь так с матерью разговаривать?!»; не говори, не доверяй, не чувствуй;

• ребенок отвечает за чувства родителей. Если у родителей случилось что-то плохое, то плохо будет и ребенку. На него сорвутся, накричат, унизят его, побьют;

• родители эмоционально отчуждены от ребенка, держат эмоциональную дистанцию в контакте с ним;

• если ребенок проявляет в чем-то несогласие с мнением родителей, то они подавляют это инакомыслие;

• самооценка друг друга занижается. Достижения могут обесцениваться, действия подвергаться критике;

• в семье часто используют непрямые способы общения (манипуляции, переключение внимания, перекладывание ответственности) с целью удовлетворить собственные потребности за счет другого, чтобы другой догадался, что нужно, и дал это;

• используются замалчивание, игнорирование, разрыв контакта;

• в семье есть общий недостаток радости и удовольствия.

Признаки здоровой (функциональной) семьи:

• проблемы признают. Если проблемы возникают, то они решаются;

• в семье поощряется и поддерживается стремление к свободе: свободе иметь свою точку зрения, свободе мысли, свободе суждений, свободе выбора, свободе творчества;

• каждый член семьи имеет свою уникальную ценность, и различия между членами семьи высоко ценятся. Мама занимается своей любимой работой, папа – своей, у ребенка есть свои увлечения и хобби;

• в семье есть доверие и поддержка;

• члены семьи умеют удовлетворять свои потребности сами и не делают это за счет других, используя манипуляции;

• все члены семьи могут открыто заявлять о своих потребностях, попросить помощи, говорить ДА или НЕТ;

• любые чувства выражаются открыто. Можно сказать: «Я сейчас злюсь, я сейчас расстроилась». Другие члены семьи принимают все эти чувства;

• родители делают то, что говорят. Они последовательны в своих действиях;

• ролевые модели члены семьи могут выбирать себе сами, они не навязываются;

• в семье всегда есть место развлечениям и отдыху;

• самооценка каждого члена семьи поддерживается. Поощряются новые начинания, увлечения, проекты, хобби. Для этого создаются условия, члены семьи поддерживают друг друга;

• правила и законы семьи гибкие, их можно обсуждать, менять в зависимости от того, что происходит внутри семьи, и внешних обстоятельств. К правилам здоровой семьи относятся уважение каждого члена семьи; поддержка друг друга; семья – это то место, где тебя принимают и любят.

Я училась в 10-м классе. В школе проводился последний звонок. Я никогда не любила подобные мероприятия и время от времени могла не пойти. В тот раз тоже решила, что не пойду. Мой отец вырос в семье учителей, поэтому мне навязывалось до абсурда доведенное уважение к учителям и школе. Узнав, что я не хочу идти, он в грубой форме дал мне понять, что я иду и вопрос этот не обсуждается. Я начала одеваться и выбрала черную рубашку с черной юбкой. Черная рубашка была сочтена им как неподобающий вид для последнего звонка, и перепалка по поводу того, в чем я пойду, переросла в то, что он избил меня. Я дождалась, когда он ушел на работу, собрала вещи и ушла. Мама за всем этим наблюдала и ничего при этом не предприняла. Я ушла к подруге, но весь день мне звонила мама и умоляла вернуться домой. В один из последних звонков она начала говорить, что сейчас всем очень тяжело и мой уход только все усложняет, что у бабушки болезнь с риском для жизни и я всех заставляю нервничать.

О болезни я слышала впервые, ведомая чувством вины, вернулась домой, и отец игнорировал меня еще около месяца, а мама оправдывала его, когда я говорила о нем плохие вещи.

Такие ситуации происходили очень часто, но сбежать из дома я никогда не могла решиться, потому что боялась. А стоило. Сейчас в очень явной форме замечаю за собой мазохизм, который иногда перерастает в садизм. С родителями я в хороших отношениях сейчас, но свою вину они не признают и оправдывают такое поведение тем, что так они воспитывали меня и так было нужно. Вика, 20 лет

Любые правила хороши, если они делают жизнь лучше, а не осложняют ее. Жесткие правила оказывают угнетающее воздействие. Часто, вырастая, человек продолжает жить по этим незыблемым правилам, даже не позволяя себе усомниться в том, что может быть по-другому.

Первые планы уйти из дома у меня появлялись года в четыре, потому что дома лучшим наказанием после моральных унижений считалось выставить меня за входную дверь босиком и закрыть ее. Я не помню, что именно я делала, чтобы меня так наказывали, но периодически, примерно в этом же возрасте, уходила, если дверь была случайно не заперта, вниз по ступеням и отходила от своего подъезда, а дальше меня замечали взрослые и возвращали обратно. Эта идея побега/ухода из родительского дома была у меня ведущей долгие годы. Но обычно, если мы с другими детьми и планировали это, меня всегда останавливало: «Да кому ты, кроме нас, нужна такая больная». Потом, лет в тринадцать, я могла уйти гулять надолго, вернуться, стучать в дверь и слышать по ту сторону, что моего ухода не заметили и кричат мне же, чтобы я открыла дверь.

Годы домашнего насилия привели к выводу, что здесь ничего не исправить и станет лучше, только когда я смогу покинуть стены этого места. В четырнадцать лет во время очередной ссоры мне сказали, что сдадут в интернат (у нас в городе есть такой для детей по состоянию здоровья), и я ответила: «А сдайте». Три года я отучилась в этом кошмарном месте, где столкнулась с травлей, ужасными условиями санузлов и, соответственно, уровнем обучения. Это было платой за гарантию, что до поступления на дальнейшую учебу в соседний город с общежитием в случае чего мне будет где спать и что есть. В интернате было так тяжело жить (я в итоге ночевать там не оставалась, была возможность просто ходить как в обычную школу с обедом), что я всю неделю посещала кружки до восьми вечера и старалась меньше бывать дома и избегать конфликтов (у меня плохо получалось).

И вот в семнадцать я поступаю в университет в соседнем городе, где мне снимают комнату – и я наконец-таки могу жить без насилия, занимаясь любимым делом. Я думала, что теперь можно прекратить думать о суициде и что все будет хорошо. Но спустя пару месяцев эта перемена к лучшему приводит к прокрастинации, я перестаю выполнять учебные задания, депрессия становится сильнее, родители достают мне больничный, чтобы я все наверстала, но я не могу ничего делать, меня просто обездвижило, текст плывет и закручивается в спираль, я даже не могу читать.