Любитель историй
Шрифт:
не уставал поражать своего сына слегка эксцентричными,
но весьма решительными действиями. Для окружающих -
он покладистый и мягкий, в один миг мог вспыхнуть,
словно вулкан, становясь для всех вокруг настоящим
стихийным бедствием.
Подойдя к столу, Рик так и не решился сесть в глубокое,
обитое темной кожей кресло. Письменные принадлежности
находились на своих местах - педантичность была еще
одной особенностью главы семьи Джейсонов. Гусиное перо,
воткнутое
чернильница из экстракта сандалового дерева располагалась
в правом углу возле стопки бумаг, печать рода Джейсонов
– в левой. Принадлежности для заточки перьев лежали
поблизости.
Рик протянул руку и сразу одернул ее. Дымка запрета все
еще витала над рабочим местом, пристально следя за
исполнением бесчисленного количества правил.
Мистер Тит, равнодушно наблюдая за юношей, делал вид
что дремлет, но Рик чувствовал – зоркие кошачьи глаза
контролирую каждое его движение.
Недовольно поморщившись, юноша повернулся к
животному спиной: не хватало еще, что бы какой-то там кот
диктовал ему свои условия. Этакий душеприказчик мистера
Лиджебая!
С чего начать? Какой предмет со стола может ответить на
его вопросы?
Первым на глаза юноши попался сложенный вдвое лист
бумаги. Он лежал под кусочками воска, словно невзрачный
черновик, который отложили в сторону за ненадобностью,
но отчего-то не выкинули в корзину. Рик осторожно
развернул его и обомлел.
Карандашный набросок сильно напомнил ему все того же
мистера Невежу. Огромный плечистый человек в
широкополой шляпе и с трубкой в зубах выплывал из
грифельного тумана, словно живой. Еще один рисунок. Но
на этот раз более четкий, не оставляющий надежды
сомневаться.
В голове вихрем промелькнули последние строчки
отцовских мемуаров: « … он выплыл из-за поворота,
будто призрак, рожденный моим воспаленным разумом. И
я понял – не будет мне больше прощенья и пощады. Он
наведался ко мне, чтобы напомнить о давнишних
прегрешениях. Бесплодное видение улыбнулось и исчезло в
тумане. Видимо не сегодня. И скорее всего - не сейчас. Я
облегченно выдохнул».
От последних слов мороз побежал по коже. Рик живо
представил вечерний сумрак и таинственную встречу с
незнакомцем, который пару часов назад представился
старинным другом
Стоило юноше перелистнуть страницу книги, и перед ним
открылась еще большая череда вопросов и противоречий.
Лист с рисунком имел оборванный край и идеальный белый
цвет. Такие безупречные параметры Рик видел только в
одной книжке. Пролистав дневник отца от корки до корки,
юноша затаил дыхание – переплет был в безупречном
состоянии, словно на месте вырванного листа, возникла
новая, девственно чистая страница.
Тем временем мистер Тит вытянув спину, наслаждался
просторным креслом – и, судя по его надменной
физиономии, предлагал Рику самостоятельно докопаться до
хитросплетений судьбы покойного родителя.
День второй: когда розы становятся серыми, а
старьевщик теряет голову.
Цветы длинными стеблями тянулись к свету, заслоняя
собой широкие окна небольшого, но весьма уютного
магазинчика, который прятался за высокими каменными
домами, на пересечении улицы Безразличия и Гордости.
Порой колокольчик у входа не замолкал ни на минуту. У
самой двери слышались вежливые приветствия и
добродушный хозяин начинал описывать прелести и без
того прекрасной оранжереи. Цветы на любой вкус: от ярко-
алых до темно-сиреневых оттенков; здесь можно было
подобрать не только букет, но и насладиться
невообразимым калейдоскопом пьянящих запахов. Даже в
самый пасмурный день или внезапное ненастье, покупатели
расцветали в улыбке, завидев крохотные розы пип –
гордость мистера Бишепа, владельца цветочной лавки
« Радужный бутон».
Процесс созерцания порой занимал столько времени, что
покупатели охали и ахали, когда приобретя заветный букет
или горшок с редким растением, понимали, что нещадно
опаздывают.
Клер Джейсон пряча улыбку, всегда разделяла удивление
гостей и никогда не забывала напоминать в след: « Мы рады
видеть вас снова!» Для нее это был определенный ритуал.
Правило. Но она называла его иначе – привычка,
обязательство, даже обычай, - но только не «правило»! При
этом отвратительном слове ее коробило, а перед глазами
возникал образ ее одичавшего и весьма недальновидного
папеньки, который был готов на весь мир навешать ярлык
своего неоспоримого мнения. И с каждым днем таких
ограничений становилось все больше и больше. А Клер