Люблю, целую, жму лапу!
Шрифт:
– И каким образом контактировать?
– Ну, не знаю, напиши кетчупом на полу, что ты ничего не брал, – с сомнением предложила Татьяна. Вероятно, остатки здравого смысла всё же подсказывали ей, что идея так себе. А Рюрик и вовсе расхохотался, представив, что про него подумают соседи. Особенно блондинка. Здорово будет, если она застанет его с кетчупом в руках, выписывающим своё «ничегонебрал».
– Так можно вступить в контакт только с санитарами из психушки, – просветил подругу Тарасов. – Мне соседи сразу их вызовут.
– Тогда сиди и мучайся в неведении, – проворчала Ханина, резко переведя разговор в
Слоган агентства «Мы работаем только для обычных людей, мачо и принцессам не к нам» оправдывал себя на сто процентов. Тарасов работал в поте лица, тихо завидуя Сваху, который только ел, спал и изредка тявкал. Если Света и Горский как-то сразу интуитивно воспринялись Тарасовым как пара, то с остальными оказалось сложнее. Люди были разными, каждый со своей болью, своими тараканами и странностями. Но и не без плюсов. Рюрик вдруг обнаружил, что в каждом из приходящих есть бездна того, что человек просто не умеет продемонстрировать окружающим. А зачастую он и сам не подозревает о своих возможностях, либо недооценивая себя, либо считая достоинства недостатками. Хотя иногда всё было строго наоборот. Плюсов кот наплакал, а индивидуума прёт от переоценки собственной значимости, словно египетского фараона.
Первым был назначен протеже Горского – Михаил Владимирович Шпунтиков. Удивительно, насколько иногда людям не подходят их фамилии. Рюрик ожидал увидеть мелкого, суетливого человечка, а на встречу пришёл степенный бородач с таким чувством собственного достоинства, что оно, казалось, аж через край выплёскивалось. Шпунтиков работал учителем в школе и ненавидел детей всеми фибрами души.
– Вы просто не представляете себе, что такое эти современные дети, – начал он кипятиться почти сразу, едва речь зашла о работе. – Это исчадия ада, это извращённая фантазия, помноженная на хамство, цинизм и полное отсутствие моральных барьеров.
В принципе, сам Тарасов жил не в элитном комплексе, поэтому детей из дворовых школ видел. Надо признать, дети в микрорайоне были весьма разными. Большинство – в меру хулиганистые, обычные, некоторые вполне тянули на отличников и будущих гениев всяческих наук. Но и гундосые пацанчики, пившие под окнами пиво, расписывавшие матерными надписями детскую площадку и отжимавшие у припозднившихся граждан кошельки и телефоны, там тоже имелись.
Особенно контрастировали впечатления школьного учителя с восторгами Горского. Хотя основания у обоих педагогов имелись. Всё же у Горского занимались сплошь тихие, самоуглублённые шахматисты, а у Шпунтикова, преподававшего биологию, – гогочущее стадо дебилов, судя по рассказам. Причём девушки, по его словам, были ещё хуже молодых людей.
В общем, собеседуемый явно оседлал любимого конька, забыв, зачем пришёл. Он клеймил современное поколение старшеклассников, от которых, надо полагать, ему доставалось больше всего, их родителей, которым не было дела до чад, и систему образования в целом. Суть монолога сводилась к следующему: Михаил Владимирович желал найти даму, которая не хочет детей.
– Вы поймите, дети – это обуза. Это как собака или котёнок. Они меняют вашу жизнь, делают вас уязвимым, зависимым, они диктуют вам свои правила и словно голодная тля сжирают вашу жизнь.
В общем, дядька был очень специфический. Идеология чайлд-фри имела право на существование, но в его устах это совершенно безобидное мнение звучало воинственно и крайне агрессивно.
Более того, себя господин Шпунтиков ценил необычайно высоко.
– Интеллигентный, непьющий мужчина в наше время – на вес золота. Я образован, я интеллектуал, я умею прилично вести себя в обществе, поэтому и женщина мне нужна соответствующая, – втолковывал он Тарасову.
Рюрик, зафиксировав в мозгах, что и сам является непьющим, образованным и не ковыряется на людях в носу, даже приободрился.
Вот оно как! Он на рынке женихов тоже котируется!
– То есть, – решил повторить Тарасов, словно официант, принимающий заказ, – вам требуется тоже непьющая, образованная и прилично ведущая себя женщина?
– Для женщины этого мало! – немедленно вскинулся Шпунтиков. – Их тьма, а нас – единицы. Поэтому женщина должна быть ещё красивой и молодой. И я бы попросил не подсовывать мне всякую некондицию. Давайте сразу нормальных. У вас фото с собой?
– У нас немного не такая система, как вы, наверное, догадывались, когда шли сюда, – застеснялся Тарасов. Начинались проблемы. Тон Шпунтикова подразумевал какие-то претензии, пусть смутные, но всё же. – Сначала мы своими методами разбираемся, какие именно женщины вам могут подойти чисто теоретически. Не вы выбираете, а…
– Собака, что ли? – с презрительной ухмылкой перебил его учитель. – Давайте сэкономим ваше и моё время. Не надо мне вешать лапшу…
Договорить ему не удалось. Свах разразился оскорблённым лаем, удивив не только Шпунтикова, но и собственного хозяина. Можно подумать, эта пузатая мелочь в самом деле что-то понимала. Чтобы малыш не нервничал, Рюрик засунул его в переноску.
Михаил Владимирович покраснел, оттопырил сочную, красную губищу, которая на фоне его чёрной бороды выглядела как недоеденный кусок копчёной колбасы, не влезший в рот, и изрёк:
– Ладно. Предположим, у вас своя система. Какие мои действия?
Свах сунул нос между прутьями переноски и снова тявкнул, но на сей раз уже с ноткой удовлетворения, мол, так-то, а то, понимаешь, не верит он…
Тарасов от изумления аж дар речи потерял, не сразу сообразив, что у него спросили.
Шпунтиков терпеливо, кося глазом на переноску, повторил вопрос.
– Заполняете анкету, отдаёте мне своё фото, приводите нам ещё двоих человек, – тоже поглядывая на Сваха, отрапортовал Рюрик. – Вот визитки, ваши протеже непременно должны прийти с визитками.
– Женщин можно? – уже почти подобострастно уточнил Михаил Владимирович и доверительно добавил: – У меня полная школа баб, почти половина – незамужние. Школьный учитель – это часто диагноз, знаете ли.
– А что ж вы себе среди них не нашли никого? – искренне удивился Рюрик, но тут же сообразил, что вопрос глупый.
Это ж как поиск нужной вещи в магазине. Вроде вот, пожалуйста, два этажа одежды, на любой вкус, а проходишь целый день и ничего себе по душе не найдёшь. Или возьмёшь абы что, а потом едешь домой и жалеешь, что соблазнился. Ведь не то!