Люблю, целую, жму лапу!
Шрифт:
Рюрик Дашу в свадебном платье мог представить запросто. И, между прочим, страшной она не была. Просто грубоватой, с крупными чертами лица и квадратным телом. Владик в костюме смотрелся бы рядом с ней вполне органично.
«Я уже начинаю рассуждать как сваха!» – мысленно ужаснулся Рюрик и примирительно пробормотал:
– Муся, забыл тебя предупредить. Это медсестра…
– Что? – взвилась маменька на такой высокой ноте, что у него аж в ухе тоненько запищало и закололо. – Умоляю, не надо этих подробностей! Ваши ролевые игры меня не интересуют!
– Мама! – повысил
– Свах? Ты что, назвал собаку Свахом?
– Да, назвал. Я тебе уже говорил об этом.
– Нет, – упёрлась Валентина Петровна. – Не говорил. Я б такую феерическую ахинею запомнила. С возрастом ты начал стремительно глупеть. Ты очень меня расстроил, сын…
– Мам, не придумывай всякую ерунду. Дарья делает Сваху капельницы. Она будет приходить каждый день к одиннадцати, пока он не поправится. И я прошу тебя быть в это время у меня дома. Или я дам ей ключи.
– Ты спятил? – взвилась мама. – Как это можно давать ключи чужому человеку? Я, конечно, понимаю, что она для тебя не совсем чужая, но ты чудовищно неосмотрителен и неразборчив…
– Мама, ты будешь приходить к одиннадцати? – перебил её Рюрик.
– Буду, – лаконично согласилась мама. Она явно что-то задумала, так как поспешно свернула разговор и распрощалась.
Оставалось надеяться только на то, что Дашу она не обидит.
Что именно задумала Валентина Петровна, стало ясно буквально через полчаса.
– Юрик, что за хрень? – позвонившая ему Татьяна была то ли взвинчена, то ли растеряна. – Что там у вас происходит?
– Свах заболел, – пожаловался Тарасов. – Сильно. Я всю ночь с ним носился. Теперь надо ставить капельницы и пичкать его лекарствами. Представляешь, лекарства я ему даю из шприца – прямо в рот. А он их выплёвывает. В общем, всё плохо.
– Деньги нужны? – тут же спросила Таня.
– Да что ж такое? – изумился Рюрик. – В последнее время женщины всё время норовят дать мне денег. Можно подумать, что я какой-то стриптизёр у шеста! Ханина, вот у тебя какие мотивы, чтобы совать мне деньги?
– Можно подумать, что я совала их тебе в трусы, – прыснула Татьяна. – Ты о себе слишком высокого мнения, до стриптизёра тебе расти и расти. В смысле – качаться и качаться. Если ты, дорогой, не в курсе, сейчас любое лечение стоит сумасшедших денег. Так что я от чистого сердца. Тем более что твой собачонок очень милый. Я за него теперь буду переживать.
– Ладно, – поутих возмущённый Рюрик. – Ты чего звонишь-то? Сама понимаешь, мы пока на больничном, собеседований не будет. У Сваха постельный режим.
– А, ну да, чего я звоню, – проворчала Таня. – Маменька твоя хорошо себя чувствует?
– Вроде да, только что общались, – напрягся Тарасов. – А что?
– А то. Звонит она мне такая и щебечет, мол, что давно не виделись, что я, наверное, уже выросла и похорошела. Представляешь? Надо думать, что выросла – мне четвёртый десяток уж пошёл. А про «похорошела» я даже комментировать не буду. Надо полагать, что раньше я была страшненькая-престрашненькая. Так вот. А ещё она интересовалась моей личной жизнью и намекала, та-дам-м-м, что ты тоже одинок, и что мы так давно дружим, что стали почти родными, и не хочу ли я породниться ещё и с ней. Я, Юрик, чуть со страху не поседела. Это что за наезды? На всякий случай предупреждаю – я не хочу за тебя замуж, это для меня в моральном плане будет натуральный инцест!
– Успокойся, – захихикал Тарасов. – Просто она сегодня встретила в моей квартире медсестру…
– Вау! Такую с голыми сиськами и в белом фартучке? Как в классических немецких фильмах? А ты фантазёр, Тарасов, как я погляжу!
– Тань, не смешно. В фартучке – горничная. Тьху на тебя! Это медсестра, которая ставит капельницы Сваху. Просто медсестра, без всяких там подтекстов. Она сегодня у меня ночевала…
Разумеется, Ханина тут же цинично заржала:
– Ты ходок, Тарасов! Но медсестра – это хороший выбор. Приглядись. И вспомни, что старость не за горами. Будет кому ставить тебе клизмы, мерить давление и делать уколы в дряблый старческий зад!
– Я сейчас обижусь и повешу трубку, – пригрозил Рюрик. – Ты просто её не видела. Но! У меня суперновость. Я считаю, что она идеально подходит одному из тех, кого присылал ко мне твой Горский. Это просто умопомрачительное совпадение.
– А Свах как отреагировал?
– Никак. Он сейчас не может реагировать, – погрустнел Тарасов. – Как считаешь, дать ей телефон Владика? Или Владику дать её телефон?
– Даже не вздумай. У меня другой план. Ты наберёшь группу, а потом мы проведём вечер, где они смогут познакомиться все скопом. Я с психологом консультировалась. Это не должны быть свидания-случки. Только непринуждённый общий сэйшн, во время которого они должны либо почувствовать влечение к кому-то, либо разойтись. Никакого внешнего воздействия и вмешательства.
– Татьяна, ты меня пугаешь, – Тарасов беспомощно воздел глаза к потолку. – Какой ещё вечер? Меня Света Церлина сожрёт. Она требует контакты Горского и не хочет ждать.
– Почти сорок лет ждала и ещё месяц подождёт, – отчеканила Ханина. – А будет бузить, вообще без мужа останется. Так и передай ей. А маме скажи, чтобы она меня больше так не пугала. Я ж её знаю. Если ей вдруг втемяшится в голову, что мы пара, жизни не будет. И однажды мы проснёмся в одной постели с общей фатой на башке.
– Ужас, – согласился Рюрик. – Я попробую на неё повлиять.
– Давай, влияй, – хмыкнула подруга. – А я пока буду базу собирать. Чтобы народ к тебе сразу как к участковому терапевту за анализами – гуськом шёл.
И она повесила трубку. А Тарасов неожиданно вспомнил, что забыл рассказать про надпись на двери. Сейчас, когда на улице светило солнце, а вокруг лениво трепыхались сотрудники отдела, это событие перестало казаться страшным.
В конце концов, что от него хотят? Никакой конкретики. Он бы и вернул требуемое, но что именно вернуть, никто не уточнял. Может быть, и в самом деле оставить послание на дверях? Ведь другого способа связи нет. С другой стороны, это дикость – расписывать собственные двери. Перед соседями неудобно. Дилемма, однако.