Люблю тебя сильно-сильно
Шрифт:
– Мамуль, ну вот что со мной может случиться в нашей деревне? Я просто нагулялась и пошла домой. – Во избежание дальнейших расспросов и появления мамы в своей комнате, Летта, изо всех сил подавляя слезы, добавила. – Ма, я уже сплю. Спокойной ночи.
– Ну, спокойной, тогда. Сладких снов тебе.
Виолетта еще около получаса слышала за дверью суету родителей, а потом наступила сводящая с ума тишина, которую изредка нарушал сонный Снежок, печально поскуливая. Ей казалось, что ее пес тоже сбежал от прошлой суровой жизни в сновидения, но видно холодное и голодное не такое уж далекое прошлое и там его настигло. Летта еще сильнее прижала к себе белоснежное, маленькое чудо, пытаясь передать через тепло своего тела ту заботу и любовь, которую она к нему испытывала, тем самым убедить его в том, что все плохое в его короткой щенячьей жизни уже в прошлом. Теперь ее подопечного ждет все только самое приятное, что может быть в жизни собаки, а вот что будет теперь с ее жизнью, она даже не представляла. До утра девушка так и не сомкнула глаз. Ее мысли парили в разных местах ее прошлого, настоящего и будущего. Летта молила Бога, чтобы тот дал ей сил забыть Сережу, как можно быстрее, а
– Спасибо, – немного настороженно промолвила Виолетта.
– От Сережки твоего. Так что танцуй.
Сердце Виолетты сжалось, но не на долго. Никогда не вникающий в женские дела отец, даже не предполагал в этот момент, как сильно он заблуждается, заставляя дочь, танцевать на битом стекле.
– Ламбада устроит? – не став развенчивать отцовские заблуждения, Летта на протяжении нескольких секунд ритмично водила бедрами. – Давай, – протянула она руку.
– Дочка, маловато будет, за такую-то весть, – не унимался отец, – еще хочу.
– Дай сюда, – внезапно появившаяся мама вырвала из цепких рук уже не совсем белоснежный конверт. – Держи, дочка. А тебе все шутки шутить. – Получив хороший подзатыльник, ничего не понимающий отец возмущенно покинул комнату дочери, а мама просто прикрыла дверь с той стороны.
Летта мысленно поблагодарила маму, и прежде чем заглянуть во внутрь конверта, продолжительно медитировала глядя на него. Она мусолила его в руках, борясь с желанием выбросить и забыть, и природным любопытством.
– Что скажешь? Читать? Или не стоит, все равно там ничего нового.
Подросший Снежок добродушно вилял хвостом и звонко лаял, решив, что хозяйка предлагает ему какое-то неведомое лакомство.
– Глупый. Это всего лишь бумага, – словно прочтя его мысли прокомментировала Летта.
В подтверждение своих слов, она мгновенно ткнула конверт прямо в черную пуговицу на шикарной мордочке. Снежок расстроенно облизнулся и с видом полным равнодушия, развалился на коврике у кровати.
– Не понравилось? Это понятно. А вот как быть мне?
Еще раз взглянув на конверт, Летта открыла верхний ящик своего письменного стола:
– Полежи пока здесь. Будет настроение – покончу с тобой.
Конверт пролежал в столе несколько долгих дней, а настроение «покончить» с ним, у Летты появилось в день Святого Валентина, когда на каждом углу народ радовался своему счастью, а Виолетте остались лишь воспоминания о своем потерянном и раздавленном. Хотелось ей того или нет, но у нее было сказочное, счастливое прошлое, еще совсем недавно. Не смотря на все горечь и обиду, свои воспоминания она лелеяла, как самое лучшее в ее недолгой жизни. Вот и в этот праздничный для многих вечер, Виолетта с теплом в сердце прикоснулась к ждущему своего череда посланию. Она отмотала назад свою память, ровно до четвертого письма, чтобы это прочесть без особой горечи. «И снова здравствуй, моя маленькая Летта. Пишу тебе я, навсегда твой, Сережа. Начну с того же, на чем мы закончили – прости меня, пожалуйста. Я по-прежнему очень сильно люблю тебя, даже сильнее, чем когда-либо, и только тебя. Я схожу с ума при мысли, что так слепо поверил в ложь. А еще сильнее меня сводит с ума моя жестокость, ревность и злость, которую я излучал в тот злосчастный Новый год. Летта, я не могу без тебя жить. Я не хочу без тебя жить. С тех пор, как я потерял тебя, свою девочку, каждый день стал для меня пыткой. Мир утратил краски, я утратил смысл жизни. Летта, я люблю тебя так, как любят в жизни раз, и я на многое ради тебя готов, ради нас. Маленькая моя, хорошая, я так тоскую… Прости меня, ведь ты сама говорила, что каждый человек имеет право на ошибку, прости. Пусть это станет самой страшной моей ошибкой, самым плохим, что могло с нами случиться, а дальше мы будем так счастливы, как всегда мечтали – ты будешь полностью принадлежать мне, а я буду навсегда твой. Без права на ошибки. Мы будем вечно любить друг друга, да так, что все вокруг умрут от зависти. Я буду носить тебя на руках, и целовать каждый твой след. Я буду оберегать тебя от всех невзгод, даже от себя самого, только дай мне шанс. Летта, маленькая моя Летта, ты ведь чувствовала, что мои чувства настоящие, ты ведь знаешь, что я никогда тебе не
– Я все еще люблю тебя Сереженька, сильно-сильно, – прошептала она, словно прощаясь со всем тем, что было вложено в эти незамысловатые слова, и привычно поцеловала дорогие сердцу строки.
Часть вторая Глава 1 – Виктория Егоровна, вы собрали мои вещи? – Виолетта важно передвигалась на высоченных шпильках по шикарному паркету своей гостиной.
– Да, Виолетта Леонидовна, все готово.
– Все, все, все?
– Да. Все, все, все.
– Вы простите, что я стала такой невыносимой, уж очень хочется быть на высоте.
– Вы и так «на высоте», куда уж выше? – милая женщина средних лет совершенно искренне недоумевала.
– Ах, Виктория Егоровна, всегда ведь есть к чему стремиться.
– Так-то оно так, да вот зачем из кожи вон лезть, когда и так все хорошо?
Виолетта весело рассмеялась искреннему непониманию своей домработницы. Да, у нее действительно все «хорошо», но ведь хочется – «отлично». Ее озорной хохот подхватил преданный друг и товарищ – Снежок, который на протяжении долгих лет не отходил от нее ни на шаг, превратившись из белоснежного комка в величественного белоснежного волка. От лая и смеха, в гостиной стало просто невыносимо шумно, о чем незамедлительно сообщила Виктория Егоровна.
– О-о-о, еще один с «высоты» спустился. Ох и шума от вас, ребятки мои. Особенно от тебя. – Женщина игриво ткнула указательным пальцем псу прямо в черную пуговицу посреди холеной морды. – Пойду-ка я лучше к себе на кухню, да приготовлю чего вкусненького вам на дорожку.
Виктория Егоровна не переносила шум, отдавая предпочтение своей святая-святых – кухне, где всегда было тихо и спокойно, где она себя чувствовала в своей тарелке. Словно понимая каждое слово, пес сломя голову и опережая неторопливую Викторию Егоровну, метнулся в сторону кухни изо всех сил махая хвостом и забавно выпячивая красный язык.
– Ты посмотри на него, и тут хочет не упустить момент. Ох и псина. Ох и умник! – запричитала Виктория Егоровна.
В комнате моментально стало тихо.
– Да, он у меня такой… – оставшись наедине с собой, прошептала Виолетта, а усевшись поудобнее на шикарный кожаный диван, сию-же минуту начала разговор по телефону. – Ма, там точно все в порядке, ты ведь знаешь, что я не люблю недоработки и неожиданности.
– Дочка, дом просто шикарный и целиком и полностью законченный, так что можешь смело езжать.
– Ма, а вы точно никому не проболтались, что я должна приехать, я ведь инкогнито. Ну, или типа того.
В трубке послышался смешок:
– Дочка, надобности рассказывать не было. В деревне о тебе уже давно никто не спрашивает. Каждый живет в своем мире и варится в своей каше, так что, не удивляйся, если тебя даже не заметят.
– Хорошо, мамочка. Спасибо. Тогда я буду выдвигаться. Приеду – отзвонюсь. Папе привет.
Виолетта не была в родной деревне около восьми лет, но осознание того, что о ней там никто не вспоминает, немного ее зацепило, хотя привыкшая за все эти годы не расслабляться, Виолетта и сейчас не дала себе спуску. Она быстро взяла себя в руки, не давая никаким эмоциям власти над светлым разумом, и помчалась в спальню, в последний раз взглянуть – ничего ли она не забыла. Пяти минут хватило, чтобы убедиться – все в полном порядке. Виолетта ничего не упустила, и ей оставалось лишь попрощаться со своей опочивальней и отчаливать. Отчаливать туда, где ее нога не ступала очень давно. Где ей безумно хотелось побывать, но в то же время, она этого боялась до умопомрачения, сама не понимая – почему.