Любопытная
Шрифт:
– Но я не могу предложить ей прогуляться со мной под руку.
– Нет, но сегодня вечером нам следует cunctatorer [24] . Против жандармов, патрулирующих бульвар, не следует использовать ни пистолет, ни кислоту, но сегодня у меня нет дурманящих капсул.
Они шли быстрым шагом и вскоре добрались до бульвара Клиши. Их окликнул бродяга – Небо́ блеснул никелированным стволом револьвера. Удовлетворившись ответом, тот не стал настаивать и прошел мимо.
Доставая из кармана платок, Поль выронила на мостовую золотую монету. Небо́ остановился
– Мы не станем на колени ради двадцати франков! – возразила Поль.
– Богатый негодяй! – раздался злобный голос.
Обернувшись, они увидели простолюдина – обутый в ботинки на веревочной подошве, он неслышно подкрался к ним сзади.
– Не оскорбляйте меня и поднимите монету – она ваша! – ответила принцесса. – Возьмите еще одну.
– Ты хочешь посмотреть, как я стану просить милостыню? Нет, мне нужна твоя жизнь – нечего пачкать одежду рабочего!
Он стал закатывать рукава, чтобы сильнее нанести удар, и в эту минуту Небо́, сжимавший в кулаке содержимое табакерки, швырнул ему в лицо горсть перцу. Ослепленный мужчина закричал.
Оставив его на дороге, они продолжили путь.
– Простой народ ужасен! – сказала принцесса.
– Он ужасающе несчастен и достоин вашей жалости.
V. Белые рабыни
– ДАЖЕ отдав душу, женщина не отдается целиком. В сердце каждой женщины есть инстинктивное знание: раскрыв объятия и сомкнув руки не теле любимого мужчины, она необратимо отдается порочной страсти. При нашей первой встрече вы столь откровенно сказали, что в постели все женщины одинаковы – это неправда, каждая из нас – уникальна. Как в наслаждении, так в страдании у каждой – своя улыбка и свои слезы, каким бы ни был повод для радости или отчаяния. Всего лишь за месяц знакомства вы стали мне самым близким человеком – ради вас я рисковала бы жизнью. Мое восхищение вами столь же велико, сколь моя любовь к вам, но даже если бы от этого зависела жизнь – моя или ваша – я не отдала бы вам своего тела, сколь бы незначительным ни казался дар.
– Я понимаю вас – поцелуй первой встречной вызвал бы во мне негодование. Вы упрекнули меня в откровенности – вызванная желанием исключить возможность физической близости, она отражает неизбежное иссякание чувств, превращающихся в ощущения. Нынешние нравы низвели акт любви до обыденного занятия, совершаемого ежедневно. Государство же разрешает, облагает налогом и охраняет дома, где бесправные женщины отдаются мужчине в обмен на несколько грошей.
– Ужасно! – воскликнула принцесса.
– По цене трех-четырех кружек вина самый омерзительный пьяница на протяжении часа слышит нежные слова и получает ласки, воображая себя желанным возлюбленным.
– Боже праведный! – воскликнула Поль. – Неужели вы говорите правду? Я, разумеется, знаю о бесчестных женщинах, занимающихся постыдным ремеслом, но мысль о том, что они отдаются «в распоряжение всякого», приводит меня в смятение! В это невозможно поверить!
Фиакр остановился на пресечении улиц Алезиа и Томб-Исуар. Небо́ велел кучеру ждать у скульптуры Бельфорского льва. Пронизывающий северный ветер гасил пламя уличных фонарей, во тьме безлунной ночи безжизненный квартал внушал тревогу.
На
– Где мы? – спросила принцесса.
– В храме богини любви, где вы услышите пение сирен.
В нескольких шагах, с порога полуоткрытой двери, освещенной голубым светом фонаря, раздался голос:
– Милые господа, у меня есть красивые женщины.
Номер дома был крашен в белый – цвет целомудрия и смерти – сочетания, означающего бесплодие.
– Но если они не сочтут нас достаточно привлекательными? – спросила Поль, пытаясь получить ответ на свой вопрос.
Сводница не поняла ее.
– У меня одиннадцать женщин, вы можете выбирать.
– Но если те, которых мы пожелаем, не захотят нашего общества?
– О чем вы говорите, мсье? Они здесь ради вашего удовольствия, не ради своего.
– Но если я буду неприятен той, которую выберу? – настаивала Поль.
– На улице Вуаверт все мужчины приятны! – расхохоталась сводница. – Неприятен! Скорее мсье убьет одну из них!
Тяжелая дверь с цепями и засовами более напоминала дверь тюрьмы, нежели дома удовольствий.
Стены передней были расписаны под мрамор.
– Есть ли сейчас клиенты в одной из гостиных? – спросил Небо́.
– Да. Для чего вы спрашиваете?
– Прежде мы хотим посмотреть. Не задавайте вопросов, – он протянул своднице луидор.
Она кивнула с видом торговки, у которой спросили необычный товар, и отвела их в комнату, служившую кладовой. Велев им подняться на стол на высоту треугольного окна, она оставила их одних.
Зрелище повергло Поль в изумление – даже Небо́ не сразу понял происходящее.
На диване в непристойных позах развалились хорошо одетые молодые буржуа – напротив них, образуя полукруг, сидели женщины в шелковых платьях с преувеличенно сложными прическами. Мужчины смеялись, женщины выглядели униженными и раздосадованными.
Время от времени один из мужчин поднимался с места и, приблизившись к одной из девушек, резким движением вонзал руку в лиф ее платья или грубо обхватывал щиколотку. Вслед за своим движением, под аплодисменты спутников, он изображал невероятное отвращение. Мужчины были необычайно довольны собой – они читали Ренана, и им было известно, что Нерон возвел извращенную жестокость в ранг искусства. Они были искусными садистами – за тридцать франков в складчину они получили право распоряжаться десятью женщинами, унижая их и изощренно пытая остатки их женственности и достоинства.
– Ужасная низость! – воскликнула Поль, когда Небо́ объяснил ей происходящее.
– Мы должны остановить их, – сказал он, спускаясь со стола.
– Позовите ваших женщин! – приказал Небо́ своднице.
– Выбирайте! – громко ответила та.
– Выбирайте, – машинально повторила Поль, словно для того, чтобы убедиться в невероятном. Увидев женщин, торопившихся бежать от своих мучителей в ожидании вновь прибывших, она оперлась о камин, будучи не в силах выносить эту бездну страдания и позора.