Любопытство - не порок, но оно наказуемо
Шрифт:
– Хорошо, - иду на поводу капризного чудища, мысленно уже копая себе могилку. – А теперь пойдем хотя бы выпьем вечерний чай, а дальше нам еще придется готовить эту комнату ко сну.
Довольный Франц спрыгнул с кровати и, страшно топая по ступеням лестницы, унесся вниз. В темном помещении тут же раздался грохот. Допрыгался… Стемнело, а свет-то не включен.
Попрыгун нашелся недалеко от лестницы рядом с перевернутым стулом. Он, всхлипывая, сидел на полу и баюкал разбитую коленку. Щелкнул реле освещения.
–
– Вот… - жалобно протянув гласную, показал мне на колено. Склонился над обиженной ножкой и поцеловал место ушиба.
– Всё. Теперь скоро пройдет, - улыбнулся, смотря во влажные глаза. – Подымайся, - помог встать. Поднял рядом валяющийся стул и, поставив его на ножки, усадил за стол моего мальчика.
Посуда (основные предметы) в кухонных шкафчиках была. После ревизии нашлось все, что может пригодиться для приготовления и испития чая. Подогрел в микроволновке часть ужина. Франи от ужина отказался, а вот от конфет с чаем нет. Пришлось еду запаковывать назавтра и ставить в холодильник. К лучшему. Не будет завтра болеть голова о том, чем позавтракать, - философски заключил я.
Вторая часть «Марлезонского балета» была сложней: вымыть пол в спальне, пропылесосить гардины, повесить сорванную штору обратно, убрать чехлы, понять, что пол опять грязный и снова его помыть... Мы оба умотались за день, а эта уборка выжала последние силы. Упали в постель в полуобморочном состоянии. Но радовался я рано. Часа в три ночи меня разбудили стоны Вернера. Он метался в бреду, стонал и что-то говорил, однако то, что он говорил - разобрать было невозможно. Пришлось крепко его обнять и тихо нашёптывать успокаивающие слова – помогло. Пролежав с час, понял, что ни в одном глазу. Желудок свело судорогой – проснулся ночной жор. Мрак. Костяной рукой голод повел меня к холодильнику. Прощай курочка, я буду помнить тебя. Ты погибла за бравое дело. Хотел съесть одну ножку… не заметил, как смолотил всю курицу… Расстраиваться не стал, вспомнив поговорку, что у каждого дня свои заботы.
Разбудило нас солнце. Вставать не хотелось. Теплое тело распласталось на мне, лишая воли. Мы проснулись почти одновременно, и оба не хотели шевелиться. Но природа взяла свое, подгоняя нас в сантехнические дали. Хорошо эти «дали» были и на втором этаже.
Вся неделя прошла в заботах. Уборка, мелкий ремонт – мы все делали своими руками и сообща. Приходилось много чего докупать. Мы ездили в Зальцбург, записались там на курсы языка. Облазили всю округу. Нашли парочку уютных местных магазинчиков, кафешек.
Спустя еще какое-то время я купил подержанную лодку с мотором, и мы часто рыбачили. Или просто катались, пересекая водную гладь, чтобы добраться до небольшого уютного луга, облюбованного нами под пикник.
Но однажды Франц пришел домой с подбитым глазом. Он воинственно шмыгал и облизывал ранку на губе. На руках заметил ссадины, а одежда «светила» следами от травы. С кем же это он валялся?
– Что случилось? – я отложил нож в сторону, вытер руки полотенцем и подвернул конфорку. Подумал, и выключил её совсем.
– Там парни обзываются, ну я их и повоспитывал, чтобы не
– Парни? – сразу в памяти «всплыл» мрачный, диковатый подросток, живущий по соседству. Он ни в какую не шел на контакт. Его, кажется, звали Карл. По крайней мере, к нему так обращались, я слышал. – И как они обзываются?
– Говорят, что я педик… что мы извращенцы… вот! Что значит педик?
– Э, - как же мне тебе объяснить-то? Вот засада. – Это когда парень любит другого парня.
– Ясно. А почему это слово произносится как ругательство? Звучит неприятно! Не хочу быть педиком!
Как же так случилось? Где мы прокололись? Не помню, чтобы мы выказывали свои нежные чувства на людях. Вроде всегда вели себя как обычная семья. Хотя нет, пару дней назад я сидел на кухне и читал газету. Франц отобрал у меня газету, затеяв игру в догонялки вокруг обеденного стола. Потом он уселся на стол, а я подошел к нему и, устроившись у него между ног, вовлек в неторопливый поцелуй. Под окном раздался шорох, но я приписал его соседской кошке. А оказывается, это была не кошка, а «котенок». Скверные слухи еще та задница. Что же делать? Нам тут жить. Надо как-то постараться разрулить эту проблему.
– И где эти парни сейчас?
– Были на нашей лужайке перед домом.
– Ну, пойдем, ты меня познакомишь со своими «друзьями».
– Они мне не друзья!
Компания состояла из пяти подростков, в одном из которых я узнал Карла. Сосед, как и мой волчонок, был весь в траве. Поэтому я обратился к нему первым:
– Привет, Франц рассказал мне, что Вы поспорили. Какие-то проблемы?
– Никаких. Кроме того, что мне приходится жить рядом с грязными педиками, - с вызовом произнес он. Его дружки захмыкали и осклабились.
– Ясно-понятно. А драться зачем? Чтобы поразить всех своим умом?
– Карл, а он тебя сейчас типо придурком назвал? – сострил рядом стоящий парень.
Карл покраснел от ярости. Похоже, клиент спекся. Пора начинать представление.
– А спорим, что ты не сможешь до меня даже дотронуться? – я поманил его ладонью на свой газон, который был частью скрыт от дороги кустами.
– Потанцуем?
Естественно, что я легко уходил от всех нападок «ребенка». Он злился и допускал еще больше ляпов. К его чести сказать, мы долго кружили, с подростка сошло семь потов. Но он так и не коснулся меня. Зато я размялся. То подножку поставлю, и ему приходилось бежать на корячках, чтобы не пропахать землю носом. То спинку толстовки ему на затылок натяну. То по лбу щелкну. То легкий, но такой обидный пендель подарю. Но когда у парня от обиды полились слезы, я очнулся, и мне стало стыдно – обидел ребенка. А ведь за всем представлением наблюдали его дружки в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет навскидку.