Любовь больше, чем правда
Шрифт:
Последнее письмо она написала лично Константину. Красным:
«Прощай, мой любимый,
Твой отец прав — я должна отказаться от тебя. Я хочу, чтобы ты был в своей тарелке, и супруга твоя была тебе под стать.
Не ищи меня — это бесполезно, я уйду так далеко, что никому не добраться: за семь морей, за тридевять земель.
В нашей новой встрече нет никакого смысла. Нам, разделенным врожденным классовым барьером, никогда не быть вместе. Я теперь знаю все о тебе. Твой отец рассказал мне твою „страшную“ тайну. Она меня не испугала. Позабавила, но не более. Видишь ли, моя любовь
Мое исчезновение — наилучший выход и для тебя, и для меня. Если я останусь, то большой бизнес растопчет нас, надругается над нашей чистой любовью. А так, может быть, она тихо мирно умрет сама собой.
Прощай, любимый. Будь счастлив с красивой, как положено, Чикитой. Мне кажется, что она и внутри себя не такая уж плохая. Просто зачем-то пытается показаться хуже, чем есть. Но где-то там в самом укромном местечке ее зловещей душонки определенно кроется что-то доброе и ласковое. Поищи. Покопайся. Посверли. И, не сомневаюсь, обязательно обнаружишь.
Тут я тебя и целую.
Принцесса Катя.
P.S. Возвращаю тебе и эту милую, милую черепашку…»
Собрав чемодан, Катя вышла на улицу. Взяла такси до вокзала. И даже доехала до него. Но билет покупать не стала. До нее дошло вдруг, что от любви невозможно уехать. От нее билеты в кассе не продаются.
Думая об этом свою невеселую думу, Катя вышла на привокзальную площадь:
— Лучше и в правду уйти из такой несчастной жизни. Но одновременно не расстаться с любовью. Как те двое, что похоронили себя в своих сладких утопических слезах…
Она осмотрелась. Ни озера, ни фонтана, ни даже подходящей лужи поблизости не нашлось. Тогда Катя подняла голову, и внимание ее привлек причудливо нависший над городом башенный кран:
— Разрыв сердца в полете — это тоже неплохо…
Не бросая чемодана, она отправилась по улицам навстречу крану и трагической развязке.
Желаемый объект оказался на пустой, уже окончившей на сегодня работу стройке. Территория была огорожена. Но Катя, знакомая с законом забора, легко нашла подходящую дырку, решительно проникла на не очень охраняемый участок. Через пару минут она уже вовсю карабкалась на кран.
Чемодан мешал ей, но Катя почему-то упорно тащила его с собой. Простилась с ним только в кабине машиниста крана:
— Пусть это будет моей маленькой компенсацией человеку, предоставившему в мое в распоряжение средство для сведения счетов с жизнью…
Катя вышла на крошечную площадку. Отважно глянула с пятидесятиметровой высоты вниз на груду кирпичей. Прикинула:
— Тело будет изуродовано достаточно основательно. В получившемся фарше никто не сможет опознать меня наверняка…
Она с высокой грустью взирала на город. Где-то там под ее ногами кипел большой, средний и малый бизнес. Фонтаном через край била общественная и частная жизнь. И там в этой жизни купались, ныряли, плыли по течению и против ее родители, Айша, Чикита, старик Пилеменос, Отец Прокопий Святобартерный и, конечно же, лучезарный любитель «брасса» и «кроля» Константин…
— Прощай, мой любимый…
Катя подумала, что рано или поздно они встретятся. Не в осязаемом здесь, так в призрачном там. И она занесла свою очаровательную ножку над многоэтажной пропастью. Затем отпустила одну белоснежную ручку. Начала разжимать пальчики другой. Один, второй, третий… И голова ее вдруг закружилась, по всему телу пробежал озноб.
— Странно, — снова схватилась за поручни Катя, — Я же никогда не боялась высоты. Меня никогда не укачивало. Что ж мне так внезапно потошнело?
Она присела, не в силах стоять на дрожащих ногах:
— Да что ж такое? Я ведь не боюсь. Я же все уже решила…
Катя тут же перебрала все, что ела и пила последние два дня. Ничего подозрительного. Она так и сказала:
— Пищевое отравление исключается…
Девушка снова было решилась встать и сделать шаг навстречу, но внезапно сознание ее пронзила одна не совсем безосновательная мысль. Катя достала из сумочки календарь, судорожно посчитала минувшие недели:
— Все сходится… Господи, я беременна…, — спохватилась она за поручни с утроенной силой.
Катя вспомнила как на «Озере сладких слез» забыла обо всем на свете, в том числе и о противозачаточных средствах:
— А ведь предупреждала нас когда-то директор школы: не забывайтесь, девочки… А я забылась… И вот…
Она перебрала в памяти все нюансы своего здоровья за последнее время. И поняла, что ей было о чем задуматься и раньше. Но мысли ее тогда были так заняты Константином.
Катя нервно кусала губы:
— Все окончательно сходится…
Не сходя с высокого места, Катя поняла, что должна, просто обязана жить. Она не могла быть хладнокровной убийцей. Лишить жизни себя — это одно. Но убить ни в чем неповинное, еще совсем не разбирающееся в окружающем мире человекообразное — это совершенно другое.
Катя представила то, что лежит теперь у нее под сердцем. Крохотное, но живое чудо природы. Ее чудо. Ее и Константина.
Она решила было осторожно спуститься вниз, но от переживаний ни руки, ни ноги ее не слушались. И тогда Катя вернулась в пустующую кабину крана. Убрав чемодан, свернулась клубочком на чьем-то весьма пошарканном сидении. Тихо запела колыбельную. Ту, что помнила из своего туманного как Альбион детства:
«Спи мое чадо, пора Глазки закрыть до утра. Утром ты станешь взрослей, Сильнее, добрей и мудрей. А по стечению дней Встретишь надежных друзей. С ними по жизни пойдешь И приключенья найдешь. А по стечению лет Маме ты скажешь: „Привет, Встретил я песню — жену, С нею теперь я засну…“ А в один ласковый день Аист свою бросит тень. Сверток в капусте найдешь Счастливо так запоешь: „Спи мое чадо, пора Глазки закрыть до утра. Утром ты станешь взрослей Сильнее, добрей и мудрей…“»От собственного голоса, от добрых слов песни Катя успокоилась. Тошнота и озноб отступили. Она незаметно для себя заснула.
Кате снилось, что по облакам к ней бежит маленький мальчик с личиком Константина. И только она протянула ему руки, как услышала сзади:
— Вставай.
Она обернулась и увидела, что с другой стороны по радуге к ней спускается девочка. И тоже с личиком Константина. Сбоку же за руку ее тянул третий ребенок. Нет, он не тянул, он настойчиво тряс ее:
— Ну, вставай же, ядриттвою налево…
Услышав такое, Катя по настоящему открыла глаза. За руку ее действительно по настоящему тряс и даже тянул какой-то дед в строительной каске:
— Эй, проснись, красотка. Ты что, кран перепутала?
— Чего? — не сразу сообразилась со своим местоположением Катя.
— Лишнего, говорю, вчера, наверное, хватила, и кран перепутала. А? — участливо глядел на нее дед.
— Да… Точно…, — стала она оклемываться мал по малу.
— Я же вижу, что ты из наших, — довольно вздохнул дед, — Кто еще на такой верхотуре заснуть сможет. Да и лицо мне твое знакомо. Наверное, у бухгалтерии в зарплату встречались… А я тоже люблю здесь поспать. Покачивает, понимаешь, как в утробе…