Любовь до гроба
Шрифт:
– А вы сами кого подозреваете? – полюбопытствовал он.
София нахмурилась, пытаясь собрать воедино смутные подозрения.
– Я не знаю! – наконец воскликнула она с отчаянием. – Причины есть у всех: и у госпожи Дарлассон, и у барышни Дварии Ларгуссон, и у господина Нергассона, даже у господина Ларина… Но кто из них, я не ведаю, уверена лишь, что госпожа Дарлассон ни при чем!
– Сомневаюсь, – вмешался дракон. – Ведь выбраться из библиотеки можно либо с ее помощью, либо спустившись по стене.
Мировой судья с явной неохотой его поддержал и в общих
Впрочем, Шеранн явно заподозрил нечто подобное, уж слишком понимающим сделался его взгляд.
– Все же, – настаивал господин Рельский, – на кого думаете вы?
– Господин Нергассон или Ларин, – поколебавшись, призналась София. – Только у них есть бесспорные резоны. А вы как полагаете, господин Шеранн?
– Или хозяйка библиотеки, или Щеглов! – тут же ответил дракон. – Гномку могла обуять ревность. Такие холодные и сдержанные женщины если уж и теряют самообладание, то полностью.
– А господин Щеглов тут при чем? – не выдержала госпожа Чернова.
– Не нравится он мне, – пояснил дракон безмятежно и добавил: – Не понимаю, что он делал в библиотеке…
– Полагаю, ухаживал за Юлией, – пожала плечами София.
– Не думаю, – покачал головой дракон, и госпожа Чернова невольно залюбовалась его вишневыми волосами, которые языками пламени взметнулись вокруг лица.
Заметив это, Шеранн ослепительно улыбнулся и пристально взглянул в глаза Софии, отчего у нее вдруг закружилась голова.
В его очах сверкало яростное пламя, неприкрыто жаждущее и неумолимое…
София вдруг испугалась – до дрожи в коленях, до безрассудного детского желания спрятаться от всего мира, накрывшись с головой одеялом. Давешнее стремление понять, что испытывает человек в пылу необоримых чувств, обернулось ужасающим ощущением полной беззащитности вперемешку с волнительным упоением…
Теперь ее уже вовсе не влекло неизвестное. Привычная броня из воспитания и приличий, воли и разума оказалась до невозможности хрупкой, София отчаянно цеплялась за ее обломки, силясь побороть необычные переживания. Так бабочка в последний момент осознает губительность огня и тщится преодолеть его властное очарование…
Молодая женщина с трудом осознавала, где она находится, и не замечала ничего вокруг. Молчаливый поединок взглядов продолжался несколько мгновений, но они показались ей бесконечными. Разумеется, происходящее не ускользнуло от мирового судьи.
Господин Рельский опустил тяжелую длань на ее плечо, прервав мучительное ощущение, и проговорил негромко:
– Думаю, час уже поздний и вам пора домой. Вы позволите вас сопровождать?
– Конечно, – с радостью ухватилась за его предложение София, тут же вскочила и стала суетливо поправлять платье дрожащими руками, стараясь не глядеть в сторону дракона.
Стоящий за ее спиной господин Рельский и Шеранн обменялись взглядами, будто уколами шпаг. Мировой судья казался в этот миг несокрушимым, будто монолит, и дракон отступил: самым галантным образом распрощался
Лишь когда за ним закрылась дверь, София вздохнула с облегчением и сумела улыбнуться своему спутнику.
Госпожа Чернова смущенно сообщила, что у нее имелись срочные дела в Бивхейме, а потому домой она пока не собиралась, на что господин Рельский понимающе усмехнулся и предложил:
– Полагаю, мое присутствие будет кстати…
Ей оставалось с благодарностью принять его предложение.
Спустя недолгое время двуколка мирового судьи остановилась возле дома мясника.
Господин Баруларс был гоблином средних лет и обитал на окраине Бивхейма, в уютном маленьком домике с пристроенной к нему просторной верандой, играющей роль лавки. Наружность его не оставляла сомнений о роде занятий: кожаный фартук и грубые рукавицы, бугрящиеся под рубахой мышцы и самое неприветливое выражение лица. Тонкие губы гоблина при виде господина Рельского неохотно сложились в улыбку – он силился казаться гостеприимным.
– Приветствую вас, господин, – почтительно поклонился он, игнорируя гадалку и выказывая ей таким образом полнейшее пренебрежение.
Софию вновь обуяла злость – настолько, что она без колебаний отбросила всегдашнюю мягкость и соображения вежливости. Не тратя время на пустые любезности, она решительно перешла к делу.
– Полагаю, вы позабыли, что мне ведомы руны… – произнесла она почти вкрадчиво, чуть склонив набок голову, и сделала многозначительную паузу. Господин Баруларс промолчал, лишь вздохнул судорожно, решимости в нем несколько поубавилось. Гадалка заметила это и уверенно продолжила: – Заверяю, я не стану терпеть такое отношение. И если вы немедля не извинитесь, не премину наложить на вас нид…
– Да как же можно-то? Это ж преступление! – возмутился мясник и в поисках поддержки взглянул на ее спутника.
Господин Рельский имел такой вид, будто все происходящее нисколько его не шокировало. Глаза гоблина встретились со спокойным взглядом серых глаз джентльмена, и мясник с упавшим сердцем осознал, что тот ничего не предпримет против госпожи Черновой, более того, всецело на ее стороне.
– Мне нечего терять, – тихо произнесла гадалка, на мгновение устало прикрыв глаза. – Раз уж меня все считают убийцей… Знаете ли, обидно быть без вины виноватой! Лучше я сполна отплачу за все и со спокойной душой отдамся во власть правосудия. Прошу вас запомнить это и более не огорчать меня!
Зеленовато-бледный мясник судорожно кивнул и нервно поправил фартук, плотно обтягивающий его внушительную утробу. Как и многие обыватели, он питал суеверный страх перед волшбой, понимая, сколь мало может ей противопоставить, и София безошибочно ударила в его самое слабое место. Господин Баруларс был готов ко многому, но только не к такому!
– Тогда счастливо оставаться! – произнесла молодая женщина и направилась к выходу. Господин Рельский молча последовал за нею.
Оказавшись на улице, она устало опустилась на кстати подвернувшуюся скамейку. Злость схлынула, оставив изнеможение и горечь.