Любовь до гроба
Шрифт:
Увидев, что женщина доела угощение, дракон на мгновение отвлекся от разговора с баро и поинтересовался с насмешкой:
– И как вы нашли тушеного ежа?
– Тушеного… ежа?! – переспросила госпожа Чернова, тяжело сглатывая.
– Именно, – безжалостно подтвердил дракон. – Это традиционное блюдо ромарэ.
Шеранну определенно доставляло удовольствие ее дразнить и выводить из равновесия!
С трудом утихомирив взбунтовавшийся желудок, София произнесла холодно:
– Благодарю за заботу. Все было очень вкусно!
Ромарэ вокруг разулыбались,
– Положите мне еще кусочек, пожалуйста, – мужественно попросила молодая женщина, не обращая внимания на смешок дракона. И, не в силах совладать с любопытством, выпалила: – А вы можете рассказать мне больше о ромарэ?
– Ты разделила с нами хлеб, – спрашивай, – величаво кивнул баро.
Шеранн спрятал улыбку, явно сомневаясь, можно ли ежа считать хлебом.
– Почему вы так уважаете драконов? – задала София самый животрепещущий вопрос.
Рома отставил тарелку, вытер жирные пальцы и только потом начал рассказывать.
– Мы приемные дети стихий, а драконы – родные. Мы обязаны почитать их, как младшие старших. – Видя, что София ничего не поняла, Джанго продолжил: – Мы веруем в пять стихий. Легенда гласит, что они особенно любят ромарэ за веселье и талант и потому не стали привязывать нас к клочкам земли, как другие народы, а подарили для жизни весь мир. Потому мы и кочуем – чтобы сполна воспользоваться этим даром. Взгляни. – Он достал из-под бирюзовой рубашки темную ромбовидную пластину на цепочке, изукрашенную замысловатым рунным узором. Более всего она походила то ли на компас, то ли на странные часы с одной стрелкой, но, по видимости, не являлась ни тем, ни другим. Судя по тому, как бережно баро обращался с амулетом, то была истинная реликвия. – Вот эта стрелка всегда указывает нам путь. Куда смотрит она, туда должны идти мы.
Он произнес это с таким спокойствием и гордостью, что София замерла, невольно передернувшись при виде небольшой вещицы в его руках. Любопытно, каково это – всю жизнь бросать все, что стало дорого, чтобы уходить дальше?
Но ведь и руны тоже указывают путь. Так чем же она сама отличается от ромарэ, послушно следующих своей судьбе?
– А если вы осядете где-то? – тихо спросила София.
– Мы исчезнем, растворимся в других народах, – отчеканил баро. – Нас слишком мало, и стоит нам потерять дар стихий – мы сгинем в безвестности.
Госпоже Черновой вдруг стало отчаянно стыдно за свое снисходительно-брезгливое отношение, за презрение и домыслы о всяческих грехах ромарэ, лишь потому, что они отличаются от других…
Джанго внимательно и серьезно смотрел на молодую женщину, и в его темных глазах было молчаливое понимание.
– Хватит легенд… Теперь будем веселиться! – наконец громко произнес баро, хлопнул в ладоши, и ромарэ вокруг засмеялись и дружно встали.
Откуда-то полился странный напев, не похожий на привычные Софии песни, и в круг соплеменников легкой походкой вплыла танцовщица.
Совсем юная девушка (лет пятнадцати, не более) была прелестна: гибкая, тонкая, с огромными темными глазами, глубокими, как омуты. Под аккомпанемент бубна и хлопки в ладоши она кружилась у костра, прищелкивая пальцами. Бойкая и живая пляска, выражение беззаветной огненной страсти, не заключала в себе ничего непристойного, но таила целую бездну какого-то дикого очарования.
И, вне всяких сомнений, это был танец, посвященный одному-единственному мужчине. Дракону!
А он, похоже, был вовсе не прочь: улыбался, охотно хлопал, одобрительно смотрел на ладную фигурку юной рома.
Госпожа Чернова молча отступила от костров, отошла в сторону, к деревьям. Никто даже не обратил внимания на это, все были полностью увлечены танцем. Лишь господин Рельский бросил на нее взгляд и сделал движение пойти за нею, но предпочел наблюдать, нахмурившись и крепко сжав губы.
София даже не заметила этого, поглощенная невеселыми раздумьями.
Она не собиралась уходить далеко, небезосновательно опасаясь остаться в одиночестве, без надежной защиты мужчин. Она остановилась у края поляны, возле одинокой березы в окружении неприступных сосен, положила ладони на теплую кору.
«Такая же одинокая, как я…».
София вспомнила старое поверье, что березы помогают восстановить душевную гармонию, и печально улыбнулась. Пожалуй, ей потребно более действенное средство…
Она ласково погладила белый ствол, коснулась печально опущенных ветвей и так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, заслышав отрывистый оклик.
Молодая женщина обернулась и увидела перед собою давешнюю рома, раскрасневшуюся от танца, все в том же ярком платье, с звенящими монистами. София вдруг показалась сама себе скучной черной вороной рядом с диковинной яркой птицей. Ей стало стыдно за свое платье – черное, наскучившее до оскомины, лишенное всяких украшений, совсем не подчеркивающее ее женские прелести.
Девушка (как позднее узнала гадалка, ее звали Гюли) смотрела на нее с неожиданной злостью и вызовом.
– Я самая красивая в таборе! – гордо провозгласила рома и без обиняков продолжила: – Я вдова, так что не нужно беречь невинность. Я стану подругой дракона и рожу ему сына. Это большая честь для нас!
– Зачем вы мне это сообщаете? – отступив на шаг, сухо поинтересовалась госпожа Чернова, решительно отбрасывая видение, в котором Шеранн обнимает юную рома…
– Ты холодная, как рыбина, – с пренебрежительной улыбкой сказала Гюли. – Я видела, как вы смотрите друг на друга! Но зачем тебе его любовь? Разве ты знаешь, что делать с мужчиной?
– Вы ошиблись – я нисколько не претендую на его привязанность. – Сдержанности Софии могли бы позавидовать седые скалы, но молоденькую рома это ничуть не впечатлило.
– Попробуй только встать у меня на пути! Я тебя уничтожу! – гордо фыркнула она и удалилась, завлекательно покачивая бедрами.
София проводила ее взглядом – Гюли шла прямиком к дракону и явно была готова во что бы то ни стало добиться взаимности. Да и, право, какой мужчина устоит перед неприкрытой страстью и яркой красотой?