Любовь холоднее смерти
Шрифт:
– О чем тебя спрашивали? – Он обнял сестру за плечи и слегка встряхнул: – Да перестань реветь, это же серьезно.
– Очень серьезно! – Она подняла мокрое лицо и посмотрела на него с такой любовью и ненавистью одновременно, что он начал моргать. – Хорошо, что наконец понял! Они мне этого не говорят, но подозревают именно тебя!
– Зачем же ты им сказала, что я и Лида…
– Ничего я не говорила. Это она сама все написала в своем заявлении. Наверное… Потому что они знали все – и про клуб, и про то, что Алеша сам тебе позвонил… Ведь он сам позвонил? Они
– Мне надоело рассказывать эту глупую историю, – задумчиво произнес Сергей. – Они не могут меня подозревать.
– Могут! Ты ее ненавидел!
– Ничего подобного. Я на нее злился, а это другое. На себя я тоже злился.
– Ага, расскажи это ментам! Пусть посочувствуют! Зато ты ни за что не отопрешься, что имел зуб на Алешу, раз когда-то клеил его жену!
– Неправда. Мне на него наплевать.
– А на нее? – наступала Света. – Ты ее выслеживаешь, вычисляешь квартиру, где она живет, приходишь туда… Уже после исчезновения ее мужа! И между прочим, хозяйка может тебя узнать!
– С чего ты взяла, что я встретил ту женщину в квартире, где живет Лида? Этого я не говорил.
– Догадалась. Это же тот самый третий этаж, где происходят все твои чудеса. – Света гневно вытерла слезы. – Как ты будешь выкручиваться, интересно?
– Я вообще не буду выкручиваться, – успокоил ее брат. – Нет необходимости. Расскажу все, как было, и с концами. Куда надо ехать?
– Ты так уверен в своей невиновности?
Тут пришла его очередь сердиться. Сергей заявил, что с этой минуты он вообще отказывается говорить на эту тему с кем-то, кроме следователя. Потому что ему надоело в сотый раз давать сестре клятву, что он ничего не сделал с тем несчастным парнем.
– Ладно, – в сердцах ответила она. – Но учти – если хочешь оправдаться, держись подальше от Лиды! Близко к ее дому не подходи! Горе ты мое, она же и про это наверняка написала – что ты проследил, где она живет!
– Закрыли тему.
– Закрыли, – мрачно согласилась она, оглядывая кабинет. Обнаружив на полу пепел, растерла его ногой. Взяла переполненную пепельницу, открыла форточку, чтобы проветрить комнату. – Уходим отсюда. Отец рассердится, если узнает, что тут курили… Кстати, отец-то у нас, по-твоему, настоящий?
– По-моему, да, – ответил он, следуя за сестрой на кухню и поддерживая ее полунасмешливый, полусерьезный тон. – А вот мать – нет.
Света высыпала окурки в ведро, вымыла и насухо вытерла пепельницу. Взвесила ее на руке и нервно засмеялась:
– А что ты скажешь, если я залеплю тебе этой штукой между глаз за такие слова? Она бронзовая, между прочим. Грамм на четыреста потянет.
– Можешь залепить чем хочешь, куда хочешь, но я знаю то, что знаю. И если бы ты увидела ту женщину, ты бы ее тоже узнала. А она – тебя.
– Как мило, – фыркнула она. – И какое невероятное совпадение! Оказывается, наша настоящая мать – именно та дама, которая сдала комнату Лиде! У Лиды был огромный выбор, но она выбрала именно ее!
– Да, совпадение, –
– Тоже совпадение? Слушай, почему бы тебе не поискать нашу маму в других районах, ближе к центру? Так, глядишь, и квартирку на Арбате заимеешь. Она же мать, значит, обязана выделить нам две-три комнатки…
– Я не шучу. – Он взял у нее пепельницу. – Не злись. Когда-нибудь я смогу тебе это доказать. И что ты тогда будешь делать?
– Если докажешь… Если! – подчеркнула она. – Тогда я соглашусь. А на слово не поверю. Кстати, сегодня же разузнаю насчет заводной обезьяны. У нас, конечно, была такая, только мы ее давным-давно сломали. Я даже помню ключ у нее в спине – такой интересный, сердечком.
– Да? – удивился Сергей. – А я не помню. Кстати, ты не в курсе, где они хранят наши свидетельства о рождении?
Света изумилась, но тут же поняла ход его мысли.
– Ты пока вспоминай, я поставлю эту бронзовую пакость на место. – Он двинулся было, но остановился на пороге кухни и как-то по-детски попросил: – И ты не могла бы меня накормить? У Наташки не очень-то поешь…
Он отсутствовал куда дольше того времени, которое требуется, чтобы поставить на письменный стол пепельницу в виде раковины, на краю которой с риском для жизни примостилась русалка. Света успела разогреть две увесистые свиные обвивные, открыть пиво, вымыть салат и как следует обдумать создавшееся положение. Она понимала одно – с братом происходит что-то опасное и это что-то явно прогрессирует. «Он стал как-то нехорошо задумываться, когда снова увидел Лиду, да и пить начал куда больше… А теперь вбил себе в голову эту идиотскую идею, будто мама – не мама, а кто-то еще… Не мама? Какого черта? Кто же она тогда? – Девушка принялась резать хлеб. – Сколько я себя помню, другой мамы у нас не было. Какие еще там сиреневые глаза! Он, видишь ли, помнит, а я нет! Обезьяна – да, ее я вспомнила и по-честному с ним согласилась. Что было, то было. А больше – ничего!»
Она яростно порезала хлеб толстыми кривыми ломтями. Но Сергею, оголодавшему в гостях у прежней подружки, было не до эстетики. Сестра наблюдала за тем, как он ест – сперва с удивлением, потом – с жалостью. Наконец он проглотил последний кусок и потянул к себе бокал с пивом. Света решила не пить. Ясная голова была ей нужна, как никогда прежде, – хотя бы для того, чтобы составить контраст мутному сознанию брата.
– Я не знаю, где они хранят наши свидетельства, – сказала она. – И не думаю, что это важно.
– А я считаю, что очень важно. Ты помнишь, как мы получали наши паспорта?
Света кивнула, но не слишком уверенно. Этот момент, как и все прочие решающие моменты ее жизни, произошел под патронажем отца. Девушка воспринимала это, как нечто само собой разумеющееся – ей еще не приходилось делать самостоятельных шагов и она не могла оценить разницы.
– Я вот что подумал, – продолжал брат, прихлебывая пиво. – Если допустить такую мысль, что наша мать – мачеха…
– Я ее не допускаю.