Любовь и магия (сборник)
Шрифт:
Выточенный из хрусталя флакончик, который еще моей прабабке служил, а в нем плещется мутная жидкость. Зелье-то запрещенное, но у любой нормальной ведьмы оно есть. Мало ли что может случиться? На всех чародеек плакат «Не трогать. Ведьма. Опасно» не повесишь, вот и приходилось подстраховываться зельями да амулетами. Особенно таким, как я, специализирующимся не на мечах и молниях, а на травах и амулетах.
Встретила ночью в темном переулке разбойника, кинула в него таким вот флакончиком – и все. Поминай, как звали.
Разбойника, разумеется, а не ведьму.
Теперь самое главное – смешать сглаз.
Я взяла деревянную лучину, обмакнула в зелье и тщательно постучала об стенки хрустального флакончика: мне нужно было даже меньше капли сглаза, тут, главное, не переборщить.
Все, теперь Милле не позавидуешь: перекосит так, что она сама себя испугается.
– Ранита-а-а, – безнадежно протянула мадам Вильта, грызя капустный кочан с черствой корочкой вчерашнего хлеба – свой сегодняшний обед, – к тебе парень сватается, а ты…
– Во-первых, не сватается, а целоваться лезет, во-вторых, он сын градоначальника, а я – ведьма с долгом за лавку.
– Ну и что? – искренне удивилась мадам, аппетитно хрустя капустой. – Чем ты хуже его прежних девушек?
– Говорят, его владелец судоходной компании в зятья хочет, – печально вздохнула я.
– Ты его дочь видела? – покровительственно усмехнулась Вильта. – Ее и с приданым-то замуж третий год сплавить не могут. Ладно еще нос у нее – голову поворачивает, ветер идет! Так и характер такой, что от нее седьмая компаньонка сбежала! Гномка, Ранита! Гномка! Что надо было сделать, чтобы довести до истерики гномку? Говорят, почтенная мадам Сатиштр гонялась за ней с семейным топором.
Я промолчала, ибо точно знала, что почтенная мадам гонялась за подопечной с топором за оскорбление предков – единственное, чем можно пронять гномью матрону. Впрочем, какое дело Родерику до характера предполагаемой невесты, если у нее в приданом числится «Торговая компания «Семь кораблей», одна штука»?
– Так. – Мадам Вильта стукнула по столу кулаком. – Хватит предаваться хандри… тьфу ты, господи! – хандре! Немедленно делаем макияж и прическу. А на свадьбу ты меня пригласишь?
– Мадам Вильта! Какая свадьба! Мы еще на сеновале-то не были – он не звал!
– Оттуда дорожка к храму прямая, – насмешливо заметила мадам. – Ой!
– И вам здравствуйте, – согласился Родерик и нейтрально поинтересовался: – Зелье готово?
Я – щеки красные, руки дрожат, от стыда хочется провалиться под землю – бросилась за заветным пузырьком.
– Одна-две капли в чай. Подействует через три часа, так что мы должны быть готовы проследить за ней.
– Понял, – холодно кивнул Родерик. Спрятал пузырек и ушел, даже не попрощавшись.
Я уронила голову на руки. Только мне могло так повезти! Какие черти его принесли именно сейчас?!
– Ой, Ранита, – расстроенно протянула мадам Вильта, откладывая огрызок кочана. – Он ведь так и не сообразил, что мы о нем говорили!
Я застонала.
На эту вечернюю встречу меня пригласили гораздо прохладней: Родерик не явился собственной персоной и даже не прислал слугу –
Я вздохнула – сказка кончилась, принц окончательно перешел на деловой тон: «В восемь вечера у моего дома. Оденьтесь неприметно».
Неприметно? Ну и пусть! В конце концов, я – ведьма, а не придворная фрейлина.
Я надела любимую юбку, обычную рубашку, завязанную на талии узлом, легкую шаль набросила на плечи. Волосы оставила распущенными – всю жизнь так ходила и меняться не собираюсь!
Увы, твердое решение превратить флирт в работу подействовало не до конца, и я не устояла перед духами, любимыми сережками, счастливыми туфельками и эльфийской помадой. Кто бы мне объяснил, отчего женщина, даже настроившись на разрыв отношений (особенно если их и не было), все же мечтает сразить мужчину наповал? То есть он может уйти, но уйти он должен обязательно сраженным. И до конца жизни вспоминать, какое сокровище едва не попало ему в руки.
Я уныло посмотрела в зеркало и поправила на плечах расшитую (золотые цветы на коричневом фоне, полгода моей работы!) шаль. Если я и могла кого-то сразить наповал, то только ректора магической академии.
«Ранита! – воскликнул бы он, потрясая кулаком и тыча узловатым пальцем мне в нос. – Если бы вас увидела ваша бабушка, она уронила бы свой гримуар и отлупила бы вас метлой! Если бы вас увидела ваша почтенная мать, она схватилась бы за сердце! У нее случился бы инфаркт! А если бы вас увидел ваш отец, то он умер бы от стыда!»
«Отчим», – уныло поправляла бы я, не рискуя напоминать о том, что бабушка уронила бы свой гримуар от восторга. Не рискнула я за пять лет обучения напомнить и о том, в чьей кровати юную, в некие отдаленные времена, бабушку застала прабабушка. В каждой семье есть темы, которые не принято поднимать: у нас это была тема бурного студенческого романа бабушки и тогда еще студента ведьмачьего факультета. Кто же знал, что спустя шестьдесят лет он станет ректором академии и будет до сих пор сохнуть по давней возлюбленной?!
«Ранита! – возмутился бы ректор. – Ваш отец – почтенный член общества, уважаемый человек, образец для подражания! Как вы можете отзываться о нем таким образом?!»
«Извините, – пробубнила бы я, делая вид, что мне стыдно. – Я больше не буду».
«Идите, Ранита, – велел бы ректор, украдкой посматривая на часы, – моя почтенная бабушка опаздывала на свидание к не менее почтенному ректору. – Я надеюсь, что вы одумаетесь и прекратите позорить свою семью!»
Сча-а-с! А зачем тогда жить? Как говорит папа (родной): «Жизнь прожить надо так, чтобы боги ошалели от восторга и попросили повторить на бис!» Я поддерживала наш неофициальный девиз руками, ногами и магическими экспериментами. Только из академии меня исключали шесть раз: три со скандалом и возмещением убытков и три просто так, за недопустимое поведение (хотя бабушка считала, что я всегда поступала по совести!). Спасало меня только заступничество отца, огромные взятки отчима (готового на все, лишь бы я и дальше училась подальше от дома) и то, что глава Ведьмачьего совета искренне считал, что ведьма такой и должна быть (ну и то, что я приходилась упомянутому троюродной внучатой племянницей).