Любовь и ненависть
Шрифт:
– Так быстро? Вы же не успеете.
– Успею. Подумаешь - триста страниц.
Так состоялось наше знакомство.
Поздним вечером, вернувшись в свою каюту, я взглянул
на фотографию Ирины и первый раз увидел в ней жену своего
товарища, даже проще - замужнюю женщину. Чего я ждал от
нее? На что надеялся? Ждал, что однажды мне на пути
встретится девушка, удивительно похожая на Иру, и я буду
приятно поражен таким сходством?
Марина
радовался, ожидая свидания с ней. Я замечал, как в душе
начинал разгораться много лет спокойно и ровно теплившийся
огонек. Он вспыхивал, тревожил, отвлекал мысли, стараясь
завладеть мной целиком. Я немножко побаивался его, но
гасить не собирался.
На другой день купил два билета в кино на самый
последний ряд. Какой фильм шел, не помню: должно быть, не
соответствующий моему настроению. Я не следил за экраном,
а больше, правда украдкой, наблюдал за своей соседкой.
Когда мы вышли из клуба, я осторожно спросил ее, кто
она и почему ее давно не было видно на улицах нашей
Завирухи.
– Я полгода отсутствовала, на курсах была, теперь
работаю механиком на маяке, - охотно сообщила она и,
улыбнувшись, добавила: - Вам свечу. В летнее время мы
безработные, книги читаем. Зато зимой...
Да, зимой маяк светил круглые сутки... Я взглянул на
часы: без четверти одиннадцать, в Москве куранты скоро
пробьют полночь, а здесь солнце висело низко над морем,
должно быть над самым Северным полюсом, и не собиралось
уходить за горизонт. Небо играло причудливыми переливами,
точно северное сияние, море искрилось и сверкало
ослепляюще, чайки сновали в золотистых лучах между морем
и небом в каком-то неистовом восторге и, казалось,
размахивали то белыми, то сизыми, то огненно-рыжими
крыльями.
Простились у ее дома. На всякий, случай я спросил:
– Надеюсь, теперь вы никуда не исчезнете?
– А вы как хотите? - спросила она, с мальчишеским
задором глядя на меня и подчеркивая слово "как". Право, в ее
взгляде и в манерах было нечто мальчишеское, но милое и
трогательное.
– Я хочу, чтобы вы не исчезали: иначе с кем же мне в
кино ходить.
– Будет по-вашему, - бросила она и неожиданно быстро
ушла домой.
В этот вечер я уже не разговаривал с Ириной, вернее, с
ее фотографией. Я читал "Журбиных", останавливаясь на
пометках, сделанных ногтем, и был уверен, что это метки
Марины.
С Мариной мне было приятно и легко, и я искал с ней
встречи. Но чрезмерная занятость, -
моряков - не позволяла выкроить свободное время. Прошло,
наверное, дней пять, как мы не виделись.
И вот наступило долгожданное воскресенье. С самого
утра погода обещала быть более чем снисходительной:
светило солнце, ему не мешал тонкий слой разорванных
облаков, уснувших над самой головой. Весь горизонт был чист
и светел. Термометр показывал семнадцать градусов - для
наших краев это предел, и я решил выйти без плаща, в
тужурке. По совести говоря, немножко волновался.
Завируха наша разбросала свои домишки, большей
частью деревянные, по каменистому косогору без всякого
строя и порядка. Созданию улиц мешают огромные валуны, а
то и целые скалистые холмы. Улиц в поселка всего лишь три.
Центральная, асфальтированная и застроенная двух- и
трехэтажными зданиями, тянется всего на каких-нибудь двести
метров. Две другие улицы напоминают неблагоустроенные
горные дороги, по сторонам которых кто-то понаставил
несколько десятков сборных деревянных домиков. Зелени,
разумеется, никакой, если не считать чахлых карликовых
березок, посаженных лет пять назад на опытном скверике, да
нескольких кустов и ярко-зеленой травки у штаба базы.
Но сегодня Завируха мне показалась привлекательной,
даже нарядной и бесконечно родной. Все кругом было ярко,
бодро, весело.
На крышах, заборах, на серых валунах, на телефонных и
электрических столбах лежала роса. Я прошел мимо домика, в
котором жила Марина, затем направился к клубу офицеров,
заглянул в прохладный вестибюль, где уже толпилась детвора,
пришедшая на утренник; поднялся на гору к магазинам.
Марины нигде не было.
Не теряя надежды на встречу - впереди еще был целый
день и вечер, - я решил подняться на невысокие холмы,
подступавшие к поселку с южной стороны, и осмотреть
окрестности, о которых старожилы обычно говорят: "Там
тундра" - и кивают на юг, на эти приземистые высоты с
округленными вершинами. Решил пойти по целине. Ступая с
камня на камень, я поднимался в гору. Мне казалось, что стоит
только взобраться вот на тот гребень, как там, дальше, передо
мной откроется необозримая серо-зеленая ширь тундры. Но
едва я достигал этого рубежа, как за ним поднимался новый
каменистый гребень, чуть повыше. И так, наверное, на многие
десятки километров уходила от моря тундра по отлогим