Любовь и ненависть
Шрифт:
приходилось так работать. Все тело стальным сделалось. Я до
сих пор удивляюсь: и откуда столько силы враз появилось.
Улов был самый большой за последние пять лет. А как
работали! Красиво, ух, как красиво! Вот бы картину такую
нарисовать.
Вот он, оказывается, какой, Захар - простой и сильный, с
огненными, карими, искрометными глазами, литыми
мускулами, горячим беспокойным сердцем.
Однажды я спросила Лиду, что заставило
родной дом и ехать бог знает куда и зачем по своей доброй
воле.
– А все Захар - поедем да поедем. Ему в деревне скучно
было, все настоящего дела искал, да никак не находил. И в
МТС было попробовал - не понравилось, на льнозаводе месяц
поработал - тоже не по его характеру, не мужское это дело,
говорит. Опять в колхоз вернулся. А тут вербовщик приехал в
деревню, матрос демобилизованный. Сходку собрали. Больно
уж красиво про Север рассказывал. У нас сразу четыре семьи
записались. Захар первым. Даже со мной не посоветовался.
Сначала завербовался, а потом меня стал уговаривать. Я
закапризничала: говорю - раз так поступаешь, поезжай один.
Не жена я тебе. "Ну что ж, - говорит, - придется одному ехать,
если ты испугалась". И стал по-серьезному собираться. Я его
знаю - коль решил, так на своем настоит. Поворчала я,
поворчала да и решилась: какая же это семья, когда врозь?
Вот и приехали. Дом получили, работать стали. Живем не
жалеем. На будущее лето в отпуск в Крым поедем, к теплому
морю. По пути, может, к родным заедем. Деньги у нас есть и
еще заработаем.
У Новоселищева тяжелый, упрямый взгляд, светлые,
всегда влажные глаза, большой лоб и квадратное лицо.
Донашивает жалкие остатки когда-то пышной шевелюры. Шея
красная, упругая, как у быка. Пальцы короткие, толстые,
неуклюжие, но, должно быть, силы в руках достаточно. Все
зовут его по должности - председателем. Ему это нравится.
Председателем Оленецкого колхоза работает Михаил
Новоселищев без малого десять лет. Сразу как война
кончилась, демобилизовался он - служил на флоте здесь, на
Севере, - и остался в Оленцах. Его избрали председателем.
Говорят, неплохо работал, особенно в первые годы. Он из
детдомовцев, родных нет. Два года назад от него ушла жена -
уехала в Мурманск, устроилась там на работу в торговой сети.
Официально не разводились. По слухам, они встречаются
раза два в году в Мурманске, конечно, потому что в Оленцы
она "ни ногой", - должно быть, стыдно людям на глаза
покатываться. Работала здесь заведующей магазином,
обманывала покупателей, сама делала наценки почти на все
товары. Ее поймали, судили, дали три года условно. Вот она и
сбежала.
Муж о ее проделках ничего не знал. Да чуть ли и не сам
разоблачил ее. Во всяком случае, в его честности здесь никто
не сомневается и тень жены-воровки не пала на него. Звезд с
неба не хватает, хотя человек он как будто и неплохой. Вот
только пьет много, особенно в последние два года.
Все это я знаю со слов Лиды и Захара, хотя мнение их
насчет председателя расходится. Лида считает, что
председатель он неплохой, безвредный, никого не обижает,
умеет ладить с людьми. Захар о нем говорит:
– Ну какой он председатель - ни хрен, ни редька, ни Кузя,
ни Федька, как торфяной костер - дыму много, а огня никакого.
– Какой тебе еще огонь нужен, душа у человека ость, и
ладно, - возражает Лида.
– Душа для любви хороша, а руководителю голова нужна,
– не сдается Захар.
Меня Михаил Новоселищев в первый раз встретил не
очень приветливо. Взглянул мельком блестящими, глазками,
проворчал нечто неопределенное:
– А, доктор. Ну, лечи, лечи. Будем теперь болеть.
И отвернулся. А я-то думала поговорить с ним о нуждах
больницы, на его помощь рассчитывала, а он отмахнулся, как
от мухи. Я об этом решила никому не говорить. Разбитое в
кабинете врача оконное стекло кое-как сама заставила
осколком. Наступали уже холода, надо было печь починять,
дровами запастись. Как-то встречаю его на улице,
поздоровались, а он уже совсем другим тоном:
– Ну, как работается, доктор? Бежать не собираешься?
– Куда бежать? И почему?
– Ну мало ли почему! Тут у нас не всем нравится.
– Не знаю, как всем, а мне лично нравится. Хотя и не все
гладко идет.
– Вот как? А что, например, не гладко? И от кого это
зависит?
– В частности, и от вас.
– Интересно! А почему я об этом ничего не знаю?
– Да я как-то на ходу хотела переговорить с вами...
– Кто хочет, тот добьется, - перебил он, - а на ходу,
уважаемый доктор, даже высморкаться как следует
невозможно, не то что более серьезное дело справить. Ты
заходи в канцелярию, там и потолкуем.
Это было сказано таким теплым, человеческим тоном,
что можно было простить все его грубоватые манеры.
И вот я сижу в кабинете Михаила Новоселищева,