Любовь и ненависть
Шрифт:
– Как врач?
– Нет, просто как женщина.
– Я за ваше здоровье пью, Ирина Дмитриевна.
– Не надо. Ну хотите, я сама выпью за вас? А вы не
пейте, воздержитесь.
– Буду рад.
– Он поставил свой стакан и отодвинул затем
далеко в сторону.
– До дна, только до дна, не оставляйте зла в
моем доме.
Выпив шампанское, я попросила его рассказать, "отчего
болит душа". Он, как тогда у себя в кабинете, положил на мою
руку
птичку, и сказал дрогнувшим голосом:
– У вас честные глаза, Ирина Дмитриевна. Такая
красивая, молодая. Зачем вы здесь остались? Вам бы на юге,
по курортам загорать.
– Спасибо, я там достаточно назагоралась.
– У меня жена - бывшая жена - всё деньги копила, чтобы
уехать отсюда на юг. И уехала. Сначала в Мурманск, так
сказать, ближе к цивилизации, а теперь где-то на Черном море
обосновалась.
– А вы что ж не поехали?
– спросила я осторожно.
– А мне зачем юг? Мне и здесь хорошо. Я всю войну на
Северном флоте провел. Дважды тонул - и, вот видите, живой.
Потом колхоз на ноги поднимали. На моих глазах хозяйство
росло. Были и радости и надежды. В сорок шестом Оленцы
совсем не так выглядели - полтора десятка хибар да институт
никому не нужный. Это уже потом расширялись, постепенно,
по две-три семьи в год прибавлялось. Демобилизованные
моряки оседали вроде меня. Только в позапрошлом году сразу
полсела новоселов приехали осваивать заполярную целину.
Колхоз получился подходящий, дали новые суда. А рыбы нет.
Планы не выполняем. Вот и получается ерунда. Целинники к
нам приехали, а осваивать нечего. Кончается здесь рыба.
– А почему кончается?
– поинтересовалась я.
– Никто об этом ничего толком не знает.
– А институт? Они ж изучают, они должны вам помочь.
– Ах, этот институт! Я как-то спросил директора - доктор
наук, профессор, шишка! - почему нет сельди у наших
берегов? Планктонов, говорит, нет. Это живность такая,
которой селедка питается. А куда они девались, эти планктоны,
спрашиваю. Эмигрировали, говорит. А нам-то от этого не легче.
Институту что: поймали пяток каких-то редких рыбешек,
бассейн для них соорудили, изучают. За три года три рыбешки
подохли, две еще живут. А подсчитайте, во что государству
обошлись эти золотые рыбки: в институте один доктор, три
кандидата, пять научных сотрудников без степеней да разных
лаборанток с десяток наберется. И все получают полярный
оклад. У них два первоклассных судна - государство
думаете, используют? Черта с два. Раза четыре в году выйдут
за две мили от берега, поболтаются часа по три - и снова в
бухту. Не знаю, какая польза государству от этого института, а
нам, колхозу, никакой. Вы закусывайте, Ирина Дмитриевна.
Семга получилась неважная - пересолили. А грибки хороши. У
нас здесь грибов косой коси. Для оленей благодать. Они
страсть любят грибы. В грибной сезон оленеводам горе,
потому что разбредется стадо по всей тундре за грибами, и нет
никакого удержу. Вы пробуйте, пробуйте - подберезовики, сам
собирал. Отборные, молоденькие, высший сорт. Может, еще
налить вам кваску? Шампанское - это же квас, газированный
виноградный сок. Выпейте без меня. А я, пожалуй, воздержусь,
послушаюсь вашего совета.
И, несмотря на мои протесты, он налил мне полстакана
шампанского. Я сказала:
– Тогда уж я себе налейте газированного сока. Или
нехорошо мешать?
– Предрассудки, Ирина Дмитриевна. Ерш бывает только
от водки с пивом. А вино с водкой в реакцию не вступает,
каждое, значит, самостоятельно действует.
Больше он уже не говорил ни о моих глазах, ни о своей
душе. Неожиданно он стал трезветь и все больше уводил
разговор в сторону колхозных дел. Ругал научно-
исследовательский институт и особенно заместителя
директора, кандидата наук Дубавина, которого он, должно
быть, ненавидел по каким-то личным мотивам и называл
почему-то Зубавиным.
– Вы его остерегайтесь, Ирина Дмитриевна, опасный для
вашего пола человек. Он умеет зубы заговаривать. Матерый
донжуан. Я видел, какими глазами он на вас однажды в кино
смотрел, и все понял: мимо вас он не пройдет. Я его знаю.
Только не подумайте, что я на него зол за критику. Плевал я на
его критику. Он тут на одном собрании разошелся - разносил
меня: дескать, отстал, не видит перспективы, размах не тот и
воз мне оказался не по плечу. Что ж, может, и так, может, я и
устал и отстал. Сколько лет везу этот воз, не жалуюсь. Пусть
пришлют на мое место другого. Я уже говорил секретарю
райкома. Не шлют. Нет людей. А взяли б да самого Зубавина
поставили - пусть попробует поднимет колхоз: у него и размах и
ученая степень. Не пойдет, в жизнь не пойдет. Потому что
ухаживать за двумя рыбешками в бассейне куда легче, чем
ловить тонны рыбы. А я могу и на траулер пойти - мне не