Любовь и опасность
Шрифт:
К своему удивлению, Адэр обнаружила, что довольна простым существованием деревенской жительницы. Лето шло, и стены нового коттеджа медленно росли. Он был немного больше других домов, но Адэр не возражала, понимая, что всегда будет считаться выше по положению, чем остальные жители деревни. Все же она не успокоится, пока не будет знать наверняка, что никто не сможет отнять у нее земли.
Однако от леди Маргариты так и не пришло весточки.
Зерно наливалось спелостью. Пришла пора жатвы. Правда, лето выдалось довольно дождливым и житницы, были не так полны, как хотелось бы Адэр.
Наступил день ее рождения. Адэр исполнился двадцать один год. Из Хиллвью приехал Роберт Линбридж и сообщил, что королева родила крепкого сынишку, получившего при крещении имя Артур. Хотя Адэр написала ему о своих несчастьях, он все же расстроился при виде места, где когда-то стоял дом. И ему не понравилось, что Адэр живет в коттедже.
– Поедем со мной в Хиллвью, – молил он. – Эллис будет рада тебе. Ты женщина благородная, хорошего воспитания, и не пристало тебе жить как простая крестьянка. Дед умер, и теперь в доме воцарилось спокойствие.
– Спасибо за предложение, Роб, но мне здесь хорошо. Мой новый домик почти закончен, и, как видишь, он вдвое больше любого коттеджа. Это мои люди. Я их госпожа независимо от того, осталась ли графиней Стентон или нет. Мое место здесь.
– Но шотландцы наверняка уже узнали, что ты беззащитна, – предупредил Роберт.
– Что еще они могут мне сделать, Роб? Украсть скот? Пусть… но я больше никогда не покину Стентон, – заупрямилась Адэр.
– Пообещай, что передумаешь, – уговаривал он. – И если тебе будет грозить опасность, немедленно посылай за мной! Я приеду со своими людьми и сумею тебя защитить.
После его отъезда Элсбет заметила:
– Тебе все же следовало бы поехать на зиму в Хиллвью. Никто не подумает ничего дурного.
– Говорю же, что больше не покину Стентон. Именно дом и его сокровища приманивали шотландцев. Вряд ли им нужна маленькая деревушка.
Но Адэр недооценила своих соседей. Прохладным сентябрьским утром большой отряд приграничных шотландцев спустился с холмов в деревню Стентон. Здесь в основном оставались старики и женщины. Большинство мужчин либо собирали яблоки в садах, либо пасли скот. Жителей согнали на площадь, и шотландцы быстро отделили калек и стариков, приказав им вернуться в дома и взять с собой маленьких детей.
Адэр отважно выступила вперед.
– Кто здесь главный? – повелительно спросила она.
– А кто хочет это знать, красавица? – спросил высокий мужчина, плотоядно ухмыляясь.
– Госпожа Стентона, вот кто, приграничная шваль! – рявкнула Элсбет.
– Да ты горячая штучка! – хмыкнул шотландец. – Пожалуй, сумеешь согреть мужчину в холодную зимнюю ночь!
Он пощекотал Элсбет под подбородком, но тут же с воплем отдернул окровавленную руку: женщина успела полоснуть его ножом.
– Сука! – проревел он. – Ты за это заплатишь!
– Джок! – одернул его пожилой мужчина среднего роста, с седыми волосами и властным видом. – Не покалечь пленников! Я не потерплю насилия!
– Значит, сэр, вы здесь главный? – спросила Адэр.
– Совершенно верно. Я Уильям Дуглас. А кто ты?
– Адэр Радклифф, госпожа Стентона. Полагаю, вы пришли за скотом? Берите его и оставьте нас с миром.
– Ваш скот, ваше зерно, которое вы так заботливо собрали, и пленников, миледи, – любезно ответил Дуглас. – Конечно, скот стоит дороже. Но на границе существует прекрасный невольничий рынок. На ярмарке в Михайлов день можно продать и купить кого угодно. Я, разумеется, буду счастлив получить за вас выкуп, если сообщите, к кому мне обратиться. Где ваш муж?
– Недавно погиб.
– А дети?
– Мы прожили совсем немного.
– Ваши родители?
– Лежат на склоне холма, сэр.
– Но хотя бы родственники!
– Увы, в живых никого не осталось.
– Может, у вас где-то спрятано золото? – вежливо осведомился он.
– Будь у меня золото, сэр, какие гарантии, что вы возьмете его и уйдете?
– Я человек слова, – с абсолютной серьезностью объявил Дуглас, – но если у вас нет золота, мне ничего не остается, кроме как забрать вас и продать на ярмарке в Михайлов день. Я бедный приграничный житель и зарабатываю на хлеб чем могу.
– Сэр, умоляю, отпустите нас, – тихо попросила Адэр. Уильям Дуглас мягко улыбнулся. Его лицо, по контрасту с седыми волосами, казалось совсем молодым. Приподняв подбородок Адэр, он посмотрел ей прямо в глаза.
– Мадам, сожалею, что должен отказать такой красавице, но приходится.
Его голубые глаза были холоднее льда. Отвернувшись, он бросил Джоку:
– Ну что, все готово?
– Да, милорд, я велел привести телеги. Здесь много сильных женщин и ребятишек. Вас ждет хорошая прибыль.
Слыша наглые речи, Адэр вдруг подумала: «Почему я стою и позволяю свершиться несправедливости?»
Оторвавшись от толпы, она помчалась по деревенской улице.
– Бегите! – кричала она. – Бегите!
Послышался топот: очевидно, остальные последовали ее примеру. Шотландцы сыпали проклятиями, женщины визжали. Но где же мужчины?! Почему никто не подумал прийти к ним на помощь?
Адэр едва успела добраться до коттеджа Марджери, как Дуглас подхватил ее и бросил поперек седла.
И тут, к ее ужасу, из коттеджа со свирепым рычанием вырвался Бейст и попытался вцепиться в горло коня. Но старый пес промахнулся. Все же преданность Адэр побуждала его спасти хозяйку. Но когда он снова набросился на лошадь, Уильям Дуглас выхватил саблю и одним ударом снес Бейсту голову. Адэр еще успела увидеть тело верного пса, пока Уильям догонял фургоны, с воющими женщинами и детьми обоих полов. Он бесцеремонно толкнул ее в первый же фургон, и тут, к полному изумлению остальных, Адэр разрыдалась. Женщины, раскрыв рты, уставились на госпожу, не понимая столь внезапного взрыва скорби.
Им было невдомек, что Адэр плакала не потому, что весь их мирок перевернулся. Она скорбела по всему, что случилось с ней за последние пятнадцать лет. По матери и отцу, так жестоко убитым, по так резко оборвавшемуся детству. По Ричарду Глостеру, любимому дяде Дикону, так заботливо опекавшему ее. По Эндрю, мужу, которого она полюбила. Даже по бедному Фицтюдору, прожившему так недолго по вине тех же проклятых шотландцев. И по Бейсту, верному другу, умершему не рядом с теплым очагом, как он того заслуживал, но в благородной попытке спасти госпожу.