Любовь и разлука. Опальная невеста
Шрифт:
Тишину зимнего леса разорвал оглушительный выстрел пищали. Дядя кубарем слетел с оленя и крикнул из сугроба:
– Петруха, окстись! Свои!
– Алексашка? Ты? – неуверенно спросили из зимовья.
– Пошто товарища чуть не застрелил?
Дверь избушки приоткрылась, на пороге возник сын боярский Петр Албычев с дымящейся пищалью в руках. Увидев Александра, он опустил пищаль и в сердцах сказал:
– Благодари Господа, что я стрелял для острастки по снегу. Увидел человека на олене, подумал, что остяк, и решил пугнуть. Однако, Алексашка, помни сибирский обычай – не суйся дуриком к аманатской избе.
В избушке стояла такая нестерпимая вонь, что Марья зажала рукою нос. Тухлый запах исходил от рыбы, которой были наполнены туеса из березовой коры. Впрочем, запах нисколько не мешал ни сборщикам ясака, ни их аманатам – трем плененным остякам, сидевшим в углу избы. Один из остяков ел тухлое месиво, громко чавкая и отрыгивая. Его правая рука была покалечена, он загребал еду грязной левой рукой и жмурился от наслажденья. Он единственный был в одежде из потертой и дырявой налимьей кожи. Двое других аманатов носили меховое платье.
Петр Албычев пояснял Александру Желябужскому:
– Однако в глухих трущобах ясака без аманатов не собрать. Обычай известный. Имаешь лучших из инородцев в заложники, запираешься с ними и ждешь, пока за них дадут выкуп. Однако ухо надо держать востро. Когда ясак принесут, из зимовья выходить нельзя. Меха принимают через бойницы с великой опаской, чтобы копьем не проткнули или стрелой не пронзили. За аманатами в избе тоже глаз да глаз. Сидишь с ними взаперти многими днями, а то и неделями, они притворяются спящими, и тебя в сон клонит. Сколько наших перебили сонными! В таком разе, ежели нет мочи бодрствовать, надо наложить на заложников-аманатов путы, дабы худого над тобой не промыслили. Остяки объясачены давным-давно. Взяты в число, их по всей волости всего тринадцать человек, и ясак они сами давали без аманатства. Но сейчас год голодный, они заартачились. Плачутся, что соболиного промысла у них нет, была в лесах белка и они, сироты, ее ловили и белкой государев ясак выплачивали, а в этом году белка сошла неведомо куда. Пришлось взять аманатов, и то двух лучших взяли, а третьего калеку. – Сын боярский кивнул на чавкающего остяка. – Сидим с ними и еды их любимой припасли. Надеюсь, скоро их выкупят.
Надежды сына боярского оправдались. Около зимовья появились несколько остяков. Они издали перекрикивались с Петром Албычевым, потом один из них получил разрешение подойти к аманатской избе. Сын боярский высунул из узкой бойницы рогатину, остяк положил на нее связку мехов. Албычев втащил меха в избу, осмотрел их и остался недоволен. Он крикнул что-то грозное и выкинул меха наружу. Остяк подобрал связку и молча скрылся.
– Бойко ты болтаешь по-остяцки, – заметил дядя Александр.
– Так мы ж с Пелыма, там полно остяков. Схож их язык с речью вогуличей. Те и другие называют себя манси, сиречь люди. А вот у самоедов иное наречие, мне неведомое. И по-тунгусски ни слова не знаю. Однако освою их язык, как пойдем в поход.
– Жаль, не отпустит меня с вами воевода, – загрустил Александр.
– Такая уж твоя доля! А мы погуляем на славу или головы сложим. Уж как обернется! Однако не пойму, зачем князь-воевода прислал тебя с государыней и ее теткой?
– Велел ждать княгиню Анну. Она приведет остяцкую рать для тунгусского похода.
– Я должен ее встретить и рать осмотреть. Однако княгиня замешкалась. Поедем ей навстречу? Что нам париться в аманатской избе! Ясак принесут не сегодня, так завтра.
Действительно, ясак принесли через несколько часов. Вновь появился остяк и после недолгих переговоров боязливо приблизился к аманатской избе. На рогатину были положены новые меха. На сей раз сын боярский остался доволен их качеством. Осторожно приоткрыв дверь и держа наготове пищаль, он крикнул аманатам, чтобы они выходили из избы. Двое заложников быстро выскользнули из избы и побежали к лесу. Третий остался сидеть в углу, чавкая гнилой рыбой.
– Пошто он не бежит? – спросил Александр.
– За него ясака не дали. И не дадут никогда. Он бедняк. Покалечила его рысь. Только обуза для родичей! Придется его так отпустить. Эй, пошел вон! – крикнул сын боярский.
Покалеченный остяк вжал голову в плечи и крепко обнял здоровой рукой туесок с рыбой.
– Ишь ты! Не хочет! – удивился Александр.
– Знамо, не хочет уходить. Ему любо сидеть в заложниках до лета. А что, милое дело! Тепло, и кормят от пуза!
– Такой тухлятиной! – передернулась Марья, едва сдерживая тошноту.
– Государыня, не суди по себе, – поклонился сын боярский. – Пропадают они этой зимой. Не истерпя голода, собак переели, а иные ясачные людишки своих женок и детей продали в холопы. Для них гнилая рыба великое лакомство. Однако не век же его кормить!
Албычев взял заложника за плечи, легко, как ребенка, оторвал его от земляного пола, поставил на порог избы и дал ему мощный пинок. Остяк пролетел несколько шагов и упал в сугроб, не выпустив из рук туесок с рыбой. Штаны из налимьей кожи лопнули по шву. Придя в себя, он поднялся и сделал попытку вернуться, но сын боярский был начеку и наставил на заложника пищаль. Только после этого остяк неохотно поплелся в лес, прихрамывая и что-то жалобно бормоча.
Утром Албычев уговорил ссыльных выехать из Верхнедемьянского зимовья навстречу княгине Анне. Дядя Иван недолго сопротивлялся, тетка глядела на молодцеватого сына боярского с нескрываемым обожанием и покорно со всем соглашалась, Марья тоже с радостью покинула вонючую аманатскую избу. Они рассчитывали встретить княгиню на следующий день, однако прошел день, миновал второй, но Иртыш был все таким же пустынным. На третий день пути от случайно повстречавшегося остяка они узнали, что княгиню ожидают в Белогорье. После долгого спора решили не возвращаться обратно, а ехать к Белогорью. Тут уж дядя помрачнел. Поездка затягивалась, что могло вызвать гнев князя-воеводы. Албычев успокаивал своего товарища, говоря, что задержка случилась не по их вине.
Всю дорогу сын боярский развлекал опальных рассказами об остяцких князцах, которые раньше были покорны Кучуму, а после его изгнания перешли под руку московских государей. Перейти-то перешли, но при всяком удобном случае норовят изменить. По этой причине им опасались полностью доверять. В окрестностях Сургута правил остяцкий князек Бардак с сыновьями. Бардаковы люди вместе с русскими участвовали в походах на нарымского князя Воню. Также Бардаку было поручено привести под государеву руку кунную и асицкую самоядь. Но он должен был посылать на подмогу своих людей, а самому ему ходить не велели, потому что Бардак не добре укрепился и была опаска, как бы он государевым людям подводу не сделал. И точно, совсем недавно Бардаковы сыновья Кинема и Суета заворовали и погромили государеву казну. Из Сургута против изменников были посланы подьячий Иван Афанасьев и новокрещен Иван Парабельский, которые сумели отбить казну.