Любовь и разлука. Опальная невеста
Шрифт:
За игрой в шахматы князь Куракин объяснял Ивану Желябужскому:
– Про свою нужду дозволено брать в тундру один топор, да ножей по два или по три, по саадаку и по рогатине, а больше того им оружия брать не для чего. А паче всего нельзя торговать заповедным товаром – пищалями, зельем, саблями, луками, стрелами, доспехами, копьями. И меха не дозволено покупать, покуда самоеды не сдадут ясак толмачам и целовальникам.
– Вестимо, прежде всего надобно соблюдать государеву прибыль, а нужда подлых людишек суть дело десятое, – кивал головой дядя.
– Ты, Иван Григорьевич, верно мыслишь. Государь и бояре имеют неустанное попечение о народе. Вот только беда – наш народишко корыстен и неразумен, упорно норовит обмануть казну.
– А воеводы на что? Воеводы должны строже взыскивать! – советовал дядя.
Легко сказать! Таможенный голова и подьячий в Мангазее не могли уследить за промышленными людьми, уходившими на промыслы за тысячи верст. Заповедный товар выгружали с кочей, не доплывая до острога, и переносили в тайные зимовья в глубине тундры. К тому же толмачи, целовальники и подьячие были нечисты на руку. Сданных в качестве ясака добрых соболей и лис они подменивали на худых и негодных, записи в таможенных и ясачных книгах подчищали. И хотя они божились, что просто исправляют ошибки, сделанные полуграмотными сборщиками, почему-то на всех подчищенных местах появлялись цифры гораздо меньшие, чем были первоначально.
Что касается мангазейского воеводы Ивана Биркина, то он вовсю торговал медом и вином, которые ему дозволялось курить только для домашнего обихода. Князю Куракину донесли, что в прошлом году мангазейский воевода продал жаждущим промышленным людям и приученным к огненной воде самоедам сто пятьдесят ведер вина и пятьдесят пудов меда и нажил в свою пользу восемь тысяч рублей. Услышав о такой прорве денег, князь Куракин остолбенел. Стряпчий Биркин в Смуту отличился совсем уже бескрайним двуличием, перещеголяв даже тех, кто всем царям успел послужить. Сослали его в тундру, но он и там не растерялся! Ай да стряпчий! Ай красавец! За восемь тысяч рублей можно было заново отстроить Тобольск и Тюмень с посадами!
Младший из Желябужских не мог взять в толк, чем досадила воеводе златокипящая Мангазея. А вот старший хорошо понимал, почему князь-воевода недоволен мангазейцами с их вольными порядками. Неведомо было, сколько поморов промышляло в тундре, каким товаром они беспошлинно торговали и как много мехов вывозили мимо казны с Оби и Енисея. А чего не понимал Иван Желябужский, то ему разъяснял князь Куракин:
– Спору нет, старый морской ход гораздо короче сухопутной дороги через Камень, а потом по рекам. Сам знаешь, сколько вас везли по Туре и Тоболу. И то лишь малая часть пути, а до низовий Оби еще плыть и плыть. Теперь сравни с морским ходом – из Двины до устья Оби всего один месяц пути, а из Печоры и того быстрее – две недели. Но тем и худо, что ход короткий. Рвутся в Сибирь неведомые люди, едут без указа и воеводского пригляда. Нет уж, пусть дорога через Камень длинна, зато все приезжие как на ладони! А паче всего беда, что морской ход доступен аглицким немцам из Архангельского города!
Англичане появились в Поморской земле еще при Иване Грозном. Лондонское «Общество купцов, искателей открытия стран, земель, островов, государств и владений, неизвестных и доселе не посещаемых морским путем» поставило цель открыть северо-восточный проход в Китай, чтобы покончить с торговой монополией испанцев и португальцев. По расчетам космографов, до Китая можно было добраться вдоль северного берега Азии. Общество искателей открытий снарядило эскадру из трех парусников. Жестокий шторм разделил эскадру. Два корабля достигли Новой Земли, потом повернули к побережью и зазимовали в устье Варзина. На следующий год поморы нашли корабли, спокойно покачивающиеся на приколе, целые и невредимые, со всем экипажем на борту, умершим от цинги.
Третье судно под командованием капитана Ричарда Ченслера, отбившись от эскадры, продолжало самостоятельное плавание. Обогнув мрачный мыс, который Ченслер нарек Нордкапом, корабль попал в Белое море и бросил якорь в Двинской губе против Николо-Корельского монастыря. Англичане узнали, что Двинская земля принадлежит московскому государю. Капитан Ченслер отправился в Москву и поднес Ивану Грозному грамоту английского короля Эдуарда VI, обращенную ко всем «Государям, обитающим страны северные и восточные за ледовитым морем, а также Восточную Индию».
По возвращении в Англию капитан Ченслер опубликовал «Книгу о великом и могущественном царе Русском и великом князе Московском», из которой англичане почерпнули любопытные сведения о далекой северной стране. Ченслер сообщил соотечественникам, что Москва больше Лондона с предместьями, правда беспорядочно застроена. Царский дворец не произвел на него впечатления – «низкая постройка, очень похожая на старые английские строения», а Золотая палата, где в его честь был устроен пир, показалась ему меньше, чем парадная зала его величества короля. Зато походный шатер царя, крытый парчой, удостоился самых лестных слов: «я видал шатры королей английского и французского, которые великолепны, однако же не походят на этот».
Ричард Ченслер и его спутники поведали, что северная страна богата корабельным лесом, прекрасным льном, медом и воском, великолепными мехами и множеством иных товаров. Соблазненные его рассказами лондонские купцы учредили Московскую торговую компанию, получившую патент от королевы Марии Тюдор, или Кровавой Мэри. Московская компания имела отделения в Архангельске, Холмогорах, Вологде, Ярославле и многих других городах, в Москве у них был каменный двор в Зарядье на Варварке. Компании дозволялось вести беспошлинную торговлю по всему государству, опричь Казани и Астрахани, куда можно было «ходить им не инако, как с царского повеления».
Московская торговая компания продолжала попытки найти северо-восточный проход в Китай. Однако дело оказалось гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд. Лучший капитан Московской компании Генри Гудзон смог пробиться через сплошные льды только до Новой Земли. Отчаявшись выполнить возложенную на него миссию, капитан Гудзон перешел на службу в Америке, где открыл залив, названный его именем. Неудачи с поиском северо-восточного прохода заставили иноземцев обратить свои взоры на сушу. Сибирь манила своими богатствами, а кроме того, по всем расчетам, должна была граничить с Индией и Китаем.
Князь Куракин опасался, что иноземцы воспользуются мангазейским ходом и укрепятся в Сибири, после чего драгоценные меха мимо царской казны потекут в Лондон и иные города. Тобольский воевода предостерегал царя Михаила Федоровича: «По-здешнему, государь, по сибирскому смотря делу, никаким обычаем немцам в Мангазею торговать ездить позволить не можно; да не токмо им ездить, ино бы, государь, и русским людям морем в Мангазею от Архангельскаго города ездить не велеть, чтобы, на них смотря, немцы дороги не узнали». Князь Куракин предлагал поставить острожек у волока между Мутной и Зеленой реками на Ямале и перекрыть старый морской ход.