Шрифт:
От переводчика
Действие романа происходит в 1907–1912 годах, т. е. накануне первой империалистической мировой войны. В нем показана международная обстановка того времени и взаимоотношения между европейскими государствами, в частности – между Англией, Францией и царской Россией, которые в 1907 году заключили так называемое Тройственное соглашение (союз «Антанта») и тем не менее зорко следили друг за другом, широко осуществляя взаимный шпионаж. Следует иметь в виду, что события, описанные в романе, произошли 80 лет назад, когда методы работы спецслужб (разведки и контрразведки) существенно отличались от современных. Ныне эти методы основаны на высоко развитой
При переводе передвинуты некоторые эпизоды романа ради лучшего согласования их между собой: к сожалению, Вильямсон не слишком тщательно соблюдал последовательность описываемых им событий.
Е. К. Кленч
Рассказ Лизы Друммонд
Глава 1. Лиза и ее любовь
И вот настал, наконец, момент, о котором я мечтала много дней.
Мне дьявольски хотелось, чтобы ОН целиком принадлежал мне, – он, единственный человек в мире, которого я когда-либо любила.
Он сам попросил меня посидеть с ним два танца подряд, и это заставило меня подумать, что ему действительно хочется побыть со мной, – не только потому, что я – «сестра красивой девушки», но ради меня самой, Лизы Друммонд. Меня всегда бесило, что мужчины влюбляются в девушек главным образом за их красоту… хотя мне тоже больше нравятся красивые мужчины.
Не знаю, был ли Ивор Дандес красивейшим из всех мужчин, виденных мною, но он казался мне таким. Не знаю, был ли он очень добрым или выдающимся, но он был умен, честолюбив, и его ожидала блестящая карьера. Он умел нравиться женщинам, да и мужчины восхищались им. Когда он говорил с вами, он глядел вам прямо в глаза, как будто интересовался только вами. И если б я была художницей и писала портрет смуглого молодого рыцаря, отъезжающего в крестовый поход, я попросила бы Ивора Дандеса позировать мне.
Может быть, выражение его лица было не совсем подходяще для набожного крестоносца, потому что в нем не хватало религиозной восторженности, готовности к подвигу, но иногда я подмечала у него и такое выражение. Обычно это случалось, когда он глядел на Ди. [1] Но я не позволяла себе верить, что за этими взглядами кроется нечто серьезное. Он имел репутацию мужчины, который покорил массу женских сердец, – это было первое, что мы услышали о нем, когда я и Ди приехали из Америки по приглашению лорда и лэди Маунтстюарт… А затем мы услышали скандальную историю о его флирте с актрисой Максиной де Рензи; каждый говорил об этом, когда мы впервые прибыли в Лондон.
1
Ди – уменьшительное имя от Дианы.
…Мое сердце билось очень сильно, когда я ввела ЕГО в комнату, которую лэди Маунтстюарт отвела мне и Диане специально для наших приемов; эта комната отделялась от танцевального зала другой большой комнатой, но обе двери были открыты настежь, и мы могли издали видеть танцующие пары.
Я сказала ему, чтобы он сел рядом со мною на диван, потому что там мы сможем удобно переговорить. Обычно я не люблю сидеть против зеркала, потому что… ну да просто потому, что я – только «сестра красивой девушки». Но в тот вечер я не придала этому значения.
Мои щеки разрумянились, глаза блестели. Когда я сидела, меня можно было принять за высокую девушку, а платье, сшитое на особый манер, скрывало, что одно мое плечо немного выше другого (этот фасон придумала для меня Ди). И мне казалось, что если я и некрасива, то все же могу выглядеть интересной, оригинальной; это не так уж мало!
Встречаясь с Ивором Дандесом, я думала, почему он последнее время так любезен со мной, неужели стал неравнодушен ко мне? Конечно, это могло быть ради Дианы, но разве я сама такая уж дурнушка, что ни один мужчина не может плениться мною?.. Говорят, жалость – родная сестра любви; что, если он сперва начал жалеть меня, потому что Ди обладает всем, а я ничем, – а потом нашел, что я хорошо образована, неглупа, симпатична? Какое б это было счастье!
Он сел возле меня и первое время молчал. Как раз в этот момент мимо открытой двери бального зала прошла Ди, танцуя в паре с юным лордом Робертом Уэстом, братом герцога Глазго.
– Я так благодарна вам за книгу! – сказала я (он прислал мне утром книгу, которую я попросила у него накануне).
Он, по-видимому, не слыхал моих слов, но потом вдруг повернулся ко мне с одной из своих чарующих улыбок. Я всегда считала, что его улыбки – самые обаятельные в мире; и, конечно, у него был неотразимый голос. Глаза его глядели ласково и немного печально… Мне страшно хотелось, чтобы он полюбил меня!
– Я была счастлива получить ее, – продолжала я.
– Я был счастлив послать ее, – сказал он.
– Разве вам доставляет удовольствие оказывать мне услуги? – поспешно спросила я.
– Ну разумеется!
– Значит, я вам чуточку нравлюсь? – не удержалась я. – Несмотря на то, что я не похожа на других девушек?
– Может быть, как раз по этой причине, – сказал он с лаской в голосе и взгляде.
– О, что я буду делать, если вы уедете! – вскричала я, отчасти искренне, а отчасти потому, что надеялась этим заставить его произнести слова, которые так хотела услышать. – Представьте себе, что вы получите это дрянное консульство в Алжире!
– Надеюсь, что получу, – быстро сказал он. – Быть консулом в Алжире – не слишком много, но это только начало. Сейчас мне это просто необходимо.
– Я хотела бы иметь влияние на министра иностранных дел, – сказала я, умалчивая о том, что министр не переносит меня. – Вы ведь знаете, что он – двоюродный брат лорда Маунтстюарта, так что сюда приходит запросто, как в свою семью. Но, к сожалению, я не являюсь родственницей Маунтстюартов. Раньше я никогда не жалела о том, что мы с Ди не родные, а только сводные сестры, нет, ничуть не жалела, хотя ее мать и владела большим состоянием… Но сейчас мне бы хотелось быть племянницей леди Маунтстюарт, как и Ди. И обладать тем кокетством, которое она пускает в ход, если ей нужно выклянчить что-нибудь. Тогда я заставила бы министра иностранных дел сделать для вас все, что вам нужно, даже если б это увело вас далеко-далеко от меня!
При этих словах он внимательно посмотрел на меня, и через загар на его лице стал медленно пробиваться румянец.
– Вы очень добры, Бесенок! – сказал он. «Бесенок» – это прозвище, которое он придумал для меня, и мне нравилось, когда он называл меня так. В этом было что-то интимное.
– Добра! – отозвалась я. – Разве это просто доброта, если ты… если тебе кто-то… нравится?
По его глазам я увидела, что он догадался, но это не обеспокоило меня. Пусть знает! О, если б я могла сделать так, чтобы он произнес желанные слова, – хотя бы лишь потому, что жалеет меня и понял, как я его люблю! Я уже решилась поймать его на слове, если он даст мне этот шанс; тогда я сказала бы Ди, что он страшно влюблен в меня, – это заставило бы ее скорчиться!