Любовь и сон

Краули Джон

— Ну, знаешь, когда живешь здесь всю жизнь, — сказал он, держась за руль двумя руками во время крутого поворота вверх.

— Но ты же уезжал, — ответила Роузи. — Столько лет. Какое-то время он жил не здесь: два года службы в армии, два — в Юго-Восточной Азии (другие горы, другие речные долины), два — в Нью-Йорке. Год или около того (в этой части его биографии Роузи так и не разобралась) в неком учреждении, где методы лечения были покруче, нежели в «Чаше», но это был не совсем сумасшедший дом: он редко упоминал о нем и не был настроен отвечать на вопросы.

— Я

тогда много что придумывал — время заполнить, — сказал он; Роузи гадала, каким могло быть это время. — Например. Я себе говорил: так, стою на холмике в моем саду, значит, позади меня, на севере, то-то, а на востоке то-то, дорога проходит гам-то и пересекается с другой. И всякое такое. Как будто карта в голове. Но здесь все равно много сюрпризов. Есть места, где я никогда не был.

Они съехали с залитой гудроном дороги и поехали по грунтовке.

— Так где он живет? — спросила Роузи. — В пещере?

— Не то чтобы.

— Я немного нервничаю, — сказала Роузи. — И даже не немного.

— Почему?

— Какой-то парень собирается покопаться в моих мозгах. Тебе самому-то не жутко?

Споффорд засмеялся.

— Да нет, все не так. Эй, взгляни вон туда.

За поворотом леса распахнулись на запад, и в просвете возникла гора Ранда, совсем как пейзаж на открытке: свежая зелень пестреет среди темных елей, обнаженная скала на вершине. Никаких пастбищ, а лишь прекрасная, поросшая лесом земля; старая, старая. Между здесь и там, этим склоном и тем, лежала долина Блэкбери, где жили люди, где жила она с Бони и Сэм. Внезапная нежность встала в горле комком, глаза наполнились слезами. Наполнились. Да что с тобой сегодня.

— Что-то сада не вижу, — улыбаясь сказал Споффорд: на склоне Ранды находился его одичалый яблоневый сад, где он строил новый дом на старом фундаменте.

Он чуть не пропустил поворот к дому Клиффа.

— Он построил этот дом чуть ли не сам, — сказал Споффорд.

Роузи снова почувствовала одиночество. Споффорд рассказывал ей о знакомых ветеранах, которые вышли из игры, перебрались в лес, ходят в обносках военной формы и охотятся на крупную дичь, не расставаясь с тайно привезенной из Вьетнама винтовкой «М -16». Ее ладонь лежала на руке Споффорда, пока они спускались вниз.

Она ни за что не захотела бы жить в лесу. Столько деревьев и так близко, они толпою смотрят на тебя, как люди — на несчастный случай; может быть — обиделись за своих приятелей, спиленных в твоем саду. Древесные пальцы стучатся в окна. Безысходные сырость и гниль, запах клаустрофобии. А впрочем, день выдался ясный, пронизанный солнцем, приветный, и дом довольно милый, словно карабкался по склону в несколько сторон одновременно. Серебрились некрашеные доски и рейки, жестяная крыша сверкала под разными углами, а большие окна были сделаны из — ну надо же, из аккуратно вделанных в стену стеклянных дверей.

— Мило, — сказала она так неуверенно, что Споффорд рассмеялся.

Однако было совершенно очевидно, что в доме никто не живет. Как это выходит — так легко сказать, обжит дом или нет. По крайней мере, некоторые дома. Они оба почувствовали это, но не поняли,

почему вдруг такая мысль пришла в голову, и не сказали ни слова; Споффорд остановил машину, вышел из нее, позвал:

— Эй. Клифф.

Тишина подтвердила их подозрения. Роузи (руки все еще скрещены на груди, словно для защиты) обошла дом кругом. Полуподвальный гараж пустовал, инструменты — помощники суровой жизни — аккуратно лежали и висели по стенам: зубастые пилы, в их числе циркулярная, топоры и большие лопаты. Мотоцикл под синим брезентом. Гуру с мотоциклом! [456]

456

Гуру с мотоциклом! — Отсылка к книге Роберта М. Пирсига (р. 1928) «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» (1974): путешествие по Америке и философские рассуждения.

— Вот так так, — сказал подошедший сзади Споффорд.

— Это из-за Четвертого июля?

— Ой господи, — сказал он. — Даже и не знаю.

Они подождали немного в замшелом дворе (Споффорд сказал, что вполне можно зайти внутрь, сделать чаю, но Роузи покачала головой), бросая камешки в железную бочку, чтобы послушать, как она звенит. И наконец поднялись уходить.

— В общем, я разочарована, — радостно сказала Роузи, забираясь в попахивающую машину и захлопывая дверь. — Теперь я не узнаю, что бы он сделал.

— Мы вернемся, — удрученно ответил Споффорд. — Мне очень жаль, честно.

— Да ладно тебе. Все равно интересно было. Он вывел машину на дорогу.

— Так чем он занимается?

— Ну. Всяким таким. По обстоятельствам.

— А все-таки?

— Большей частью — телесные хвори. Так и не скажешь, что именно он делает, потому что многое только Клифф и видит или, там, чувствует. Он говорит: Вставай на ноги. И вот ты пытаешься, а он смотрит и чувствует это вместе с тобой, даже если поначалу для тебя оно не очень важно.

— Встать на ноги?

— А попробуй. — Споффорд попытался показать пример: он всматривался в себя, размеренно дышал и на мгновение выпустил руль из рук.

Эй.

Он снова взялся за руль, едва касаясь кончиками пальцев.

— Может, нам остановиться, — сказала она.

Споффорд пожал плечами и свернул на вынырнувшую просеку. Мягкий мох заполонил колеи, а трава и дикие цветы, выросшие на центральном бугорке, щекотали оси грузовика. Остановились.

— Хорошо, — сказала Роузи.

— Хорошо, — откликнулся Споффорд.

Он опустил руки на обтянутые джинсами колени. На тыльной стороне руки едва виднелась татуировка рыбки. Его повадка стала осторожной, будто он подбирался к пугливому животному, которое может убежать, а может и замереть на миг, если он проявит достаточно терпения.

— Хорошо. Встанем на ноги. Тишина и лес.

— Ты пойми, я не смогу заменить Клиффа, — сказал Споффорд, помолчав. — Он что делает — направляет тебя. Если ты будешь делать, что тебе говорят, он все объяснит.

— Объясни ты.