Любовь из пробирки
Шрифт:
— Вы плакали, — говорит он.
— Бывает… Гормоны шалят, — отвечаю и шмыгаю носом. — Такое состояние нормальное для беременных.
— Для беременных? Мира, что за бред ты несёшь? — слышу голос матери со спины и оборачиваюсь в её сторону.
Как она успела так быстро догнать меня? Мне остаётся только схватиться за голову руками и сбежать отсюда, потому что оправдываться я не хочу.
— От кого ты беременна? — спрашивает мама настойчивым голосом, не обращая внимания на тот факт, что мы не одни.
— Это только моё дело! — отвечаю я. — Иван Александрович, прошу прощения.
Я не могу сейчас оставаться и разговаривать
Я смотрю на женщину, сверлящую взглядом спину Мирославы, и думаю — кто она такая. Ей лет пятьдесят: об этом говорят проступающая седина на висках, которую не берёт краска для волос, и морщинки в уголках глаз. Выглядит она хорошо для своих лет, я бы даже сказал — слишком хорошо. Мирослава выруливает машину с парковки, и женщина смотрит на меня, чуть вздёргивая свой заострённый подбородок. Её форма лица напоминает сердечко, и у меня проходит ассоциация с червовой королевой из «Алисы в Стране чудес». Брови выщипаны тонкими дужками, меня аж передёргивает. Я за естественность. Конечно это не значит, что женщина должна растить дремучий лес над глазами, если у неё повышенная растительность, но и такие тонкие ниточки наблюдать не особо приятно.
— Вы её осеменитель? — спрашивает незнакомка, кривя свои узкие губы.
— Простите?! — удивлённым голосом задаю ей встречный вопрос.
— Мира сказала, что беременна. От вас? — она склоняет голову набок и щурится.
— А вы, извините, кто такая, чтобы задавать мне подобные вопросы? — начинаю злиться я.
— Я её мать! И мне важно знать, от кого беременна моя дочь: от вас или снова от Вольского?!
Мда… По поведению этой «барби» делаю выводы, что с мамой Мире как-то не очень повезло. Она готова вот так просто обсуждать беременность собственной дочери с человеком, которого видит впервые? Она даже не знает меня. Я просто босс для Мирославы, а её мама вполне серьёзно опускает дочь передо мной.
— Плохая, значит, мать, раз понятия не имеете, от кого беременна ваша дочь, — отвечаю с нотками цинизма в голосе. — Прошу прощения, но если вы не отойдёте с дороги и не дадите мне выехать, то превратитесь в кеглю.
Я сажусь в салон, слушая её возмущённые охи и ахи, доносящиеся мне в спину. Сбивать я её, конечно, не собираюсь… Мне ещё срока не хватало, но припугнуть — да. Я не хочу выслушивать какую-то самозванку-мать, которой даже дочь ничего рассказывать не захотела. Хватило уже женщины Вольского.
Выезжаю с парковки и направляюсь в сторону «Атланты», потому что с Мирославой мы так и не обсудили её перевод. Кроме того, она села за руль в растрёпанных чувствах, и внутри меня поселилась тревога. Вообще, беременным можно водить машину?
Я думаю о её беременности, сопоставляя шквал вопросов от её матери со словами девицы Вольского, и склонен больше доверять удивлению матери, ведь она точно знала бы о бесплодии дочери, если таковое имело место. Или нет?
Мотаю головой, чтобы избавиться от наваждения и перевожу мысли в рабочее русло. Мне в последнюю очередь следует разбираться — лжёт Мира или нет, потому что я не копаюсь в нижнем белье каждого сотрудника. Я уже даже убедил себя, что если беременности нет, то ей можно выдать премию за сообразительность, что поняла, как удержаться на работе.
Останавливаюсь на парковке «Атланты» и какое-то время сижу в машине, глядя на вывеску. Я даже успеваю подумать о том, что Мирославе тяжело будет покидать это гнёздышко, которое, судя по всему, было её руками свито. Впрочем, в первую очередь меня должна волновать стабильность окупаемости моих вложений — трезвая голова на плечах превыше всего в таких вопросах.
Выхожу из машины и направляюсь в здание. В эту секунду на небе раскатывается гром, и сверкает молния. Дождь начинает лить как из ведра, и я оказываюсь внутри, больше напоминая мокрого замухрышенного голубя — это узнаю, бегло окинув собственное отражение в зеркале, размещённом на стене и бросающемся в глаза с входа.
— Иван Александрович! — поднимается на ноги администратор, с которой я общался утром. — Вам может кофе налить?
— Нет. Спасибо. Мирослава у себя? — спрашиваю холодным тоном, потому что взбешён этим резким изменением погоды. Ещё сильнее бешусь, когда смотрю на улицу и вижу слепящее солнце. Буквально пару минут прошёл дождь и всё, засияло! Как будто меня специально из ведра полили.
— Мирослава Евгеньевна у себя! — отвечает она. — Но она просила не беспокоить.
Я зыркаю на девушку, давая понять, что не надо мне что-то запрещать. Она быстро замолкает и присаживается на своё место, потягиваясь ручонкой к трубке — сообщить хочет. Иду к кабинету Мирославы, стучусь и открываю, не дожидаясь ответа.
— Иван Александрович, — говорит Мирослава, глядя на меня, и встаёт на ноги.
Я так ужасно выгляжу, что они подскакивают, стоит мне только появиться, как по стойке «смирно»? Закатываю глаза на секунду и запускаю пятерню во влажные волосы.
— Погода надо мной пошутила. Или у вас тут детекторы установлены, чтобы обдать меня с головы до ног?
С губ Мирославы срывается смешок, но я отмечаю красноту её глаз, которая не просто говорит, а кричит о том, что женщина плакала.
— Я сейчас вам фен дам. Присаживайтесь! — заботливо говорит Мирослава, подходит к шкафчику, стоящему в углу кабинета рядом с окном, и достаёт фен.
Серьёзно? У неё тут и такие штучки есть? Хотя… Для такой погоды самое оно. Может, у них такие казусы частенько случаются? Я плюхаюсь на стул, окидывая взглядом идеальный порядок на рабочем столе Мирославы.
Не то, что у меня…
— Не стоит беспокоиться. Высохнет! — отвечаю я, но она всё равно протягивает мне фен, приблизившись, и наклоняется, чтобы включить его в розетку. Я невольно залипаю взглядом на её фигуре, но тут же отвожу его в сторону.
— А как им пользоваться? — спрашиваю я, потыкав то на одну, то на другую кнопки.
— Тут нет ничего сложного! Вот, смотрите! — она берёт фен у меня из руки, и наши пальцы соприкасаются.
Аромат её тела ударяет в нос, кружа голову. Я шумно выдыхаю и смотрю на неё несколько секунд, а она на меня, но отходит от наваждения Мирослава первой: тут же принимается показывать кнопки:
— Вот эта задаёт скорость, а эта включает или выключает.
Я киваю и запускаю осушительную машинку. Даже забавно становится от того, каким названием я окрестил этот приборчик.
Мирослава отходит к своему столу, задерживается на секунду и опирается рукой о столешницу, а второй хватается за живот. С её губ срывается крик, и я бросаюсь к ней, роняя работающий фен.