Любовь Люцифера
Шрифт:
Они хорошо ладили друг с другом, им было о чем поговорить. Сага очень привязалась к сыну Вильяра и Белинды.
Наконец-то она написала дочери Кристера Малин и сообщила новость, не открывая подлинного имени отца ребенка, разумеется. Малин в ответном письме поздравила ее и предложила ей свою помощь. Она тоже опасалась появления меченого ребенка.
Но Сага написала ей, что вовсе не требуется приезжать, что ей поможет во всем Белинда. Малин только что закончила учебу в семинарии Эрста и теперь не знала, как
Сага и Хеннинг хорошо управлялись по хозяйству. Он работал, как взрослый мужчина, в конюшне и в хлеву, она вела домашнее хозяйство. Она чувствовала себя сильной и здоровой, и врач был доволен ею.
Но однажды, осматривая ее, врач произнес:
— Похоже, что у тебя будет двойня, Сага. Конечно, я не могу утверждать это наверняка, но похоже, что это так.
Хотя это нисколько не обеспокоило Сагу. Она обрадовалась. Двойняшки — это совсем недурно для женщины из рода Людей Льда! Их род требовал пополнения, чтобы не вымереть.
Хеннингу все это казалось забавным, хотя и немного смущало. Ему было всего одиннадцать лет, а для мальчика в таком возрасте жизнь женщины — сплошная загадка.
В конце января они получили письмо от Белинды. Жена Йолина была серьезно больна, хотя теперь ей стало немного лучше. Могут они остаться еще на месяц?
Сага и Хеннинг ответили согласием, написав, что все у них хорошо, что они прекрасно управляются с хозяйством, что они уже прочесали и напряли всю шерсть, что Хеннинг нарубил в лесу дров, так что им не о чем беспокоиться.
И никто из них, в том числе и его родители, не задумывались над тем, что двойняшки порой с большими осложнениями появляются на свет, чем остальные дети.
Зима была превосходной. Сагу переполняло радостное ожидание, и ее приподнятое настроение передавалось Хеннингу. Они усердно работали весь день, а по вечерам играли в игры или просто болтали. Сага приготовила все к рождению малышей, сшила и прогладила детскую одежду и пеленки, а Хеннинг соорудил кроватку: она получилась немного топорной, но зато широкой, на случай, если действительно будут двойняшки.
Наступил март, подули теплые ветры, весь снег растаял. Двор был расчищен от мусора, который осенью казался незаметным, а весной, в ярком солнечном свете, сразу бросался в глаза.
— Утром в Хортен вернется судно, — сказала Сага.
— Поедем встречать их? — предложил Хеннинг.
— Может быть, не стоит… — нехотя произнесла Сага.
— Да, да, ты права, тебе не следует далеко уходить от дома. Когда мама и папа могут приехать?
— В… четверг. Или в пятницу.
И они с новым рвением принялись готовить новый дом к приезду родителей Хеннинга.
В четверг и в пятницу Хеннинг просто не отходил от окна, то и дело бегал за ворота, посмотреть, не едут ли они. Но никого не было. И аллея из старых лип не могла скрыть от него то, что дорога пуста.
В воскресенье вечером Сага сказала, желая разрядить обстановку:
— Поедем завтра утром. Мы не можем с ними разминуться на дороге, так что рано или поздно мы встретимся.
— Да! — крикнул, вскочив с места, Хеннинг. — За животными присмотрит Лине из Эйкебю, я сейчас же пойду к ней!
— Давай!
Никто из них не показывал страха, который они оба чувствовали. Казалось, что лучше действовать, чем сидеть сложа руки.
Ранним утром в понедельник они выехали из дома на двуколке. Шторм, бушевавший целую неделю, затих, было достаточно тепло. В воздухе пахло весной.
Им трудно было говорить о чем-то. Оба смотрели на дорогу, надеясь каждую минуту увидеть почтовый дилижанс, на котором должны были приехать родители Хеннинга.
Но дорога по-прежнему оставалась пустынной. Конечно, они могли приехать среди дня и другим транспортом, но так они не договаривались.
Наконец-то!
— Смотри! — воскликнул Хеннинг. — Почтовый дилижанс!
— Слава Богу, — произнесла Сага. Но никого из Липовой аллеи в дилижансе не было. Лицо Хеннинга застыло от разочарования. Сага чувствовала тяжесть на сердце.
— Они должны были сесть в дилижанс в Хортене, — сказала она. — Они должны были в среду прибыть на судне «Эмма». Не знаете, прибыло уже это судно?
Нет, никто из пассажиров ничего не знал.
Кучер сказал:
— «Эмма» еще не прибыла. — Полагаю, что она причалила где-то во время шторма.
Они поблагодарили кучера, и дилижанс тронулся дальше.
После долгого-долгого молчания Сага сказала:
— Поскольку мы совсем недалеко от Хортена…
— О, да… — быстро ответил Хеннинг, но голос его был мертвым.
Сага обняла его, и он с благодарностью прижался к ней. Чувствуя рядом с собой хрупкое детское тело, она искала слова утешения.
Но что она могла сказать? Ведь все уже было сказано.
На пристани в Хортене они получили убийственное известие: каботажное судно «Эмма» бесследно исчезло. Оно исчезло между Арендалом и Тведестрандом во время шторма. Никто ничего не знает наверняка, но если учитывать то, что на их пути находилась страшная Молен, то…
— Что такое Молен? — спросил Хеннинг.
— Молен — это каменистая отмель, — пояснил им начальник пристани. — Это очень коварная отмель, потому что камни там меняют положение. Камни непрерывно движутся и меняют очертания рифов. К тому же там мелко, так что судно с большой осадкой вообще не может пройти. Молен — самое большое корабельное кладбище Норвегии, совсем недавно там затонуло большое невольничье судно.