Любовь-морковь и третий лишний
Шрифт:
Квартира у Ожешко была большая, а Валечка очень нервным, перепутавшим день с ночью ребенком, поэтому Настя поселилась у Альбины в маленькой комнатке, примыкавшей к кухне. И довольно скоро с глаз няни упали розовые очки. Не так уж просты и хороши были отношения между членами семьи, как казалось на первый взгляд.
Альбина обожала мужа, у нее даже лицо менялось, когда Евгений приходил домой. Услыхав звонок в дверь, женщина опрометью кидалась в прихожую и начинала прислуживать уставшему супругу, забирала пальто, шапку, перчатки. Настя вытаращила глаза от изумления, когда первый раз увидела,
Дима взял с подоконника яблоко и хотел помыть его.
– Деточка, – сладко пропела мать, – положи назад, это для папы.
Вскоре Насте стало понятно, что при всей своей приветливости и внешней любвеобильности Альбина относится к детям более чем равнодушно. Нет, она не кричала на отпрысков, не ругала их, не била. Мать тщательно следила за ребятами, их хорошо кормили, одевали, Диму водили в театр и консерваторию, для Валечки наняли няню, но.., последнее яблоко отдавали Евгению. И еще, Альбина всегда была ровно вежливой, словно воспитательница или гувернантка. Любая мать рано или поздно срывается, может накричать на чадо, отшлепать его, и ничего страшного в этом нет.
Альбина же напоминала автомат по оказанию материнских услуг, она все делала правильно, вовремя, ни в чем плохом обвинить даму было нельзя, но Настя поняла: хозяйка не любит детей, впрочем, как и свекровь, заменившую ей мать. Альбина ходила с улыбочкой, которую остальные люди принимали за искреннюю, но чего-чего, а искренности в Ожешко не было ни капли, она просто умела владеть собой. И Насте вскоре представился случай убедиться в своей правоте.
Справляли день рождения Ирины Константиновны, в доме толпились гости, и Настя помогала Альбине по хозяйству, металась между кухней и гостиной, таская подносы с пирогами и блюда с мясом.
Потом именинница, очевидно, утомилась сидеть за столом, Ирина встала и предложила:
– Может, прервемся с трапезой?
– Еще один тост, – подскочил Евгений, – мамочка, любимая, все в этом доме сделано твоими руками, ты сумела создать для меня уют…
Речь длилась довольно долго, подвыпивший Евгений, обожавший мать, никак не мог остановиться, в конце концов смущенная Ирина воскликнула:
– Женечка, ты всех утомил перечислением моих заслуг, право, смешно.
– Нет, нет, – загомонили гости.
– Пусть теперь каждый скажет о мамуле хвалебное слово, – закричал Женя, – и выпьем!
Присутствующие, вдохновленные предложением, стали соревноваться в выборе комплиментов.
– Красивая! – завопил лучший друг Евгения Яков.
– Отличная хозяйка, – добавила его жена.
– Умница.
– Любящая мать.
– Прекрасная бабушка.
– Лучезарная.
– Богиня.
– Ой, – подскочила Альбина, – а торт! Со свечами!
«Сейчас принесу», – хотела было сказать Настя, но хозяйка уже ринулась в кухню.
Няня побежала за Альбиной, вслед ей неслось:
– Лучшая из всех.
– Наше солнышко.
– Право, хватит, – не вынесла славословий Ирина Константиновна, – я сижу словно на своих похоронах.
– Жить тебе до двухсот лет, – грянул хор голосов.
Настя, мягко ступая в тапочках-чувяках, дошла до кухни, приоткрыла дверь, хотела войти внутрь и замерла, в узкую щель она увидела Альбину, та втыкала в торт одну большую свечу, в середину. Она была украшена идущей по кругу надписью, ее сделал Дима, указал, сколько лет исполняется любимой бабушке.
– Двести лет, двести лет, – скандировали подвыпившие гости, – нет, триста! Триста!
И вдруг Альбина плюнула прямо на свечку.
– Чтоб тебе сдохнуть наконец, старая сука, – с яростью произнесла она, – побыстрей!
Ноги Насти приросли к полу, на лице Альбины появилась наконец-то не вечно ласковая улыбка, а искренняя эмоция, и это была ненависть. Наверное, с таким лицом царь Ирод приказал расправиться с младенцами.
Глава 22
Ошеломленная открытием, Настя стала еще внимательней приглядываться к хозяйке и поняла: та ненавидит всех вокруг, свекровь, Валю, Диму. Только Евгения Альбина любит болезненно-страстно, с такой силой, что это чувство выжгло в ее душе все остальные эмоции. Но ничего плохого ни детям, ни свекрови Ожешко не делала, внешне она соблюдала все приличия, семья казалась образцовой и безмятежно счастливой. Но потом сверкающий лак на поверхности лопнул, и из-под него стала проглядывать чернота.
Настя очень хорошо запомнила день, когда в семье Ожешко начались несчастья.
В тот вторник Альбина отправила няньку в «Детский мир».
– У Валечки колготок нет, – просюсюкала она, – даже в поликлинику пойти не в чем, езжай в центр да без покупки не возвращайся.
Надеюсь, вы помните, что речь идет о том времени, когда в СССР наблюдался острый дефицит любых товаров, купить колготки для ребенка было почти непосильной задачей. Настя до позднего вечера проносилась по магазинам и вернулась домой с пустыми руками. Няня предполагала, что хозяйка выразит неудовольствие, отругает ее, но, когда Никифорова вошла в прихожую, там было полно людей: милиция, «Скорая помощь», какие-то женщины, Варвара Михайловна.
Именно председательница домкома тихим шепотком объяснила Насте, что случилось.
Ирина Константиновна, давно испытывавшая дискомфорт со стороны сердечно-сосудистой системы, регулярно пила капли. Как почти все лекарства, предназначенные для сердца, их следовало принимать в малых дозах. Ирина отмерила нужную порцию, потом захотела разбавить снадобье водой, и пошла на балкон. Женщина выставила на холод кувшин с недавно вскипяченной водой, мороз должен был быстро остудить ее.
Не думая ни о чем плохом, Ирина Константиновна внесла кувшин в кухню, наплескала водички в лекарство и одним махом выпила снадобье, через пару секунд она, даже не успев вскрикнуть, упала на пол.