Любовь моя - мелодия
Шрифт:
Много позже мы узнали, что наши с ней разговоры слышал незнакомый нам человек — телефонистка на междугородной станции. Эта женщина, которую мы никогда не видели, но потом познакомились заочно, впоследствии призналась, что тогда слушала нас. Интерес телефонисток привлекали частые разговоры еще одной известной пары: Владимира Высоцкого и Марины Влади. Кстати, в одной из телепередач Марина Влади сама рассказала об этой истории. Наша телефонистка потом оставила нам свои координаты, просила обращаться к ней, если возникнет необходимость. Мы до сих пор с ней созваниваемся, хотя сейчас на междугородных станциях давно действует автоматическое соединение.
В момент нашего с Тамарой романа и возникла песня «Мелодия»,
Стажировка закончилась, Тамара вернулась в Москву, домой. В честь ее возвращения я дал концерт во Дворце съездов, на который она не смогла прийти. Видимо, все шло к тому, что нам надо расстаться. Александра Пахмутова и Николай Добронравов, почувствовав, что в наших с Тамарой отношениях назревает разрыв, написали для нее песню «Прощай, любимый». Но прощания не получилось. Мы оказались вместе. А песни «Мелодия» и «Прощай, любимый» стали нам особенно памятны.
Еще до отъезда Тамары в Италию я стал завсегдатаем Большого театра: прослушал все спектакли с ее участием, дарил, без всякого преувеличения, самые большие, самые красивые букеты. Но посещать спектакли бесконечное количество раз я уже не мог. Постановки Большого великолепны на гастролях за границей, или когда в театре премьера, или когда за дирижерский пульт становятся Евгений Федорович Светланов, Геннадий Николаевич Рождественский. Спектакли тогда проходят на подъеме, солисты, оркестр, хор работают с самоотдачей. А вот рядовые спектакли меня не впечатляют. Начинается уже работа, а не праздник, это уже больше ремесло, чем вдохновение. Я не раз говорил о своем недостатке, о несдержанности. Я вздрагиваю от каждой фальшивой ноты, «кикс» духовиков воспринимаю как зубную боль. Больше всего боюсь валторны, капризнейшего, в смысле абсолютного тона, инструмента. Жду, замирая, когда она сфальшивит, мучаюсь физически. Если же знакомые певец или певица играют в страсть, а сердце спит, я не могу прийти за кулисы и дружески-снисходительно похлопать по плечу или, поцеловав ручку диве, сказать: «Превосходно!» А это частенько случается за кулисами Большого театра, на этой ярмарке тщеславия, когда с придыханием, лицемерно скажут: «Ты — гений, старик!»
Расцелуют, а потом отойдут и… ругнутся. Так что я сказал Тамаре: «Извини, если я не буду ходить на рядовые спектакли. У меня портится от этого настроение. Обещаю посещать все твои премьеры».
Романтика ухаживания продолжалась, а вопросы оставались: что с нами будет и как? Мы всё не решались сделать необходимый шаг. Не потому, что не верили в свои чувства, а словно ждали какого-то случая. Так бывает в жизни — кто-то или что-то должно подтолкнуть. Первый шаг сделала Тамара, она развелась с мужем. А другой шаг…
Сидели мы как-то в моем номере в гостинице «Россия». Зашел «на огонек» наш друг, знаменитый художник Таир Салахов. Накрыли стол, начался обычный в таких случаях разговор. И вдруг Таир сказал нам решительно:
— Ну что вы ходите-бродите, время тянете? Чего еще испытывать? Давайте-ка ваши паспорта. У меня в Союзе художников помощник есть шустрый, он все устроит. — Гипноз Таира был таков, что мы подчинились, молча переглянулись и отдали ему наши паспорта. Все устроилось как нельзя лучше. Устраивать же приходилось потому, что в те времена в загсе требовалось ждать три месяца после подачи заявления, прежде чем вас распишут. А для меня главным в той ситуации было другое, чтобы все произошло без шумихи, без помпы, чтобы народ не знал. И еще, чтобы в загсе не было этих дежурных, скучных церемоний: речей-напутствий, заигранной музыки, и чтобы безо всяких там «а теперь жених целует невесту… наденьте кольца… выпейте шампанского»…
В общем, весь наш свадебный ритуал совершился тихо и скромно. Вышли мы на улицу и вдруг вижу то, чего я так хотел избежать: из морозного
— Иди, иди! Чего стесняешься? Молодец какой! Давно бы так! Старик, до седых волос дожил, а все бобылем ходишь! Хорошо, что решился! Какую невесту отхватил!
Так с шутками и прибаутками, с боем, но без потерь пробирались к машинам.
А потом была свадьба в ресторане «Баку». Тогда он размещался в Черемушках, поскольку в основном здании на улице Горького шел капитальный ремонт. В округе стало известно, что в ресторане Магомаев играет свадьбу, и опять повторилась та же история, что была перед загсом: собралось множество моих поклонников. В зал они, естественно, не могли попасть, поскольку он был закрыт для других посетителей. Люди стояли на морозе и ждали, когда я начну петь. Я попросил открыть большие окна и пел стихийно собравшимся слушателям. А потом два месяца болел бронхитом.
Впервые петь так, на улицу, мне пришлось, когда я гастролировал в Одессе. После концерта я обычно удирал от поклонников через запасные, служебные и прочие незаметные входы-выходы. Вот и в тот раз убежал, сижу в гостинице в своем номере, отдыхаю. Вдруг слышу — за окном шум, крики. Вышел на балкон, чтобы посмотреть, что происходит, вижу — внизу собралась огромная толпа. Увидели меня, стали аплодировать. Прямо с балкона я спел для них «Вернись в Сорренто».
Нечто подобное повторилось в Молдавии, когда я выступал в Бендерах. После концерта мы сидели в артистической комнате, окно которой выходило на улицу. Под ним собрались слушатели, не желавшие расходиться. Моему концертмейстеру Чингизу Садыхову пришлось взять аккордеон, и я начал петь в открытое окно. Состоялся концерт после концерта.
Итак, началась наша с Тамарой семейная жизнь. Меня часто спрашивают: как уживаются двое вокалистов под одной крышей? А почему бы им не ужиться? Разве мало на свете артистических пар? Мы солисты, у каждого своя партия. Если занимается Тамара, то ей есть где заниматься, чтобы не мешать мне. Скажем, когда я неважно себя чувствую, и тогда для меня чей бы то ни было голос звучит в два раза громче и резче, Тамара, зная об этом, уходит в мой кабинет, где есть электропианино, и спокойно себе занимается. Начинаю петь я, Тамара уединяется на кухне, как она говорит, в «своем кабинете». Кухню она облюбовала добровольно, но не только и не столько в смысле стряпни. Готовит она талантливо, когда захочет. Правда, хотение приходит к ней не всегда. Но это не страшно. Сейчас есть, что выбрать в магазинах из полуфабрикатов. А я человек неприхотливый: если голоден, то беру ломоть хлеба с куском колбасы и под молоко за милую душу. Лучшего и не надо.
Конечно, в первые годы нашей совместной жизни у нас возникали ссоры. Иногда доходило до того, что я срывался из Москвы в Баку. Теперь-то я понимаю, что без ссор не бывает ничего настоящего, характеры мужа и жены должны притираться, как жернова мельницы. Такова трезвая безусловность семейной жизни. Но умея ссориться, надо уметь и мириться. С годами Тамара узнала мой характер.
Я неусидчив. Хочу, чтобы все получалось сразу. Только что у меня на мольберте был портрет моего любимого композитора Верди. Чувствую, что-то не то. И замазал все черной краской. А портрет был почти готов. Когда об этом узнал мой друг художник Александр Шилов, он воскликнул: «Ты сумасшедший! Надо было не замазывать, а подправить. Ты максималист». — «Я просто разозлился, — говорю. — Почему у меня сразу не получается сходство?!» — «К тому же ты, Муслим, и нетерпеливый».