Любовь моя
Шрифт:
— Затрудняюсь ответить. Я первый раз об этом слышу, — сказала Лена.
— Жанна, в чем все-таки причина трудной писательской карьеры твоего одноклассника? Не угодил? Дорогу кому-то перешел? Неучтиво повел себя с руководством? Вломился куда-то не вовремя, некстати? На хвост кому-то наступил? Он склочный, раздолбал кого-то вдрызг? Подсиживал, устранял со своей дороги одного за другим? — с удовольствием перечисляла возможные варианты Инна. — Или вопреки бытующему о нем мнению…
— Бог с тобой, — возмутилась Жанна. — Ничего плохого о нем сказать не могу. И почему не пришелся ко двору? Он — душа-человек, бессребреник, немного наивный, добрый. Он долго не понимал, отчего под него подкапываются, почему вокруг него клубятся сплетни,
— Это не тот, что двадцать лет писал роман, но так и не окончил? — насмешливо спросила Инна. — Наслышана. Ты о нем писала Ане.
— Нет. У того как раз есть защитники. А у моего одноклассника уже пять романов.
Инна оглянулась на дремлющую Лену и, не дождавшись ее реакции, сказала:
— Остаются две причины: руководитель боялся его таланта, а значит, конкуренции, либо ждал от него денег. А может, и то и другое одновременно.
— Опять деньги. Представляешь, председатель нарочно дал ему адрес одного знаменитого писателя. Мол, обратитесь за помощью в редактировании и за рецензией, а сам сообщил тому, что будет звонить сумасшедший, будьте осторожны. Вот сволота! (Подонок — мысленно поправила себя Жанна.) Потом по городу слух о нем пустил. И в администрацию его «утка» долетела. От бедняги все стали шарахаться. В общем, уничтожил человека с каким-то непостижимым злобным торжеством. Вот он — свирепый реализм в действии.
— Ты настолько в материале?.. Фу, пропасть, — нервно произнесла Аня и зябко повела плечами. — Получается, председатель и конкурент — одно лицо?
— Он использовал старый, многократно проверенный жизнью способ из «Горе от ума», — грустно сказала Жанна. — Правда, мой одноклассник по наивности на внутренней стороне обложки своей книги, где обычно пишут аннотации, не упомянул высокое руководство, и это при том, что не позабыл простых людей, на самом деле помогавших ему деньгами. Это ему тоже аукнулось, когда распределяли и «назначали» премии. Это понял и тот старичок-писатель, неожиданно получивший высокую награду за свою не ахти какую книжечку рассказов по причине этой маленькой интриги. Вот так чиновники учат нас «свободу любить» и уважать… себя. Еще Чехов говорил: «Россия — страна казенная. Возмущаться бесполезно». Естественно, что мой знакомый чувствовал себя незаслуженно обделенным. Он «храбро» сбежал в глубокую провинцию, укатил в деревню, ближе к народу, «где поэзией дышит почва и судьба». Такой вот по-своему гражданский поступок, — хвалой поэту закончила свой длинный монолог Жанна.
— И там, я думаю, на писательском поприще подводных течений и камней ему не избежать, — вздохнула Аня.
— «Высший» пилотаж! Нашумевшая в прессе история? — поинтересовалась Инна.
— Нет, кулуарная. Еще директриса одной библиотеки не покупала его прекрасные книги из личной неприязни к автору. Она, старая прожженная кокетка, глаз на него положила, а он, видите ли, нос воротил. У него от одного только этого воспоминания настроение меркло.
— Ну, это уж совсем… сплетни. Фу ты, какая… — Аню брезгливо передернуло.
— Честное слово. Что глядишь, будто привидение увидела?
— Не надо о таких вещах… Повозмущалась для порядка и будет.
— Но больше всего я переживала за одного героя войны. Грудь в чешуе орденов… — продолжила Жанна.
Лена не выдержала давления негативной информации, и со словами «С претензиями еще не покончено?» встала и, осторожно ступая приставным шагом, сонной, неверной походкой поплелась на кухню попить воды. Плечи ее были устало опущены, спина сгорблена, словно под тяжестью всего ненужного, наносного, онемевшие ноги предательски подрагивали. Аню тронули вяло повисшие руки и ссутулившиеся, будто сведенные судорогой Ленины плечи. Она подумала: «Сколько же боли несет в своем
Уже в дверях Лена услышала громкий шепот Жанны: «…Смотрины ему устроили, но фейс-контроль не прошел. Ну, ты меня понимаешь. Потому и не печатают. Я ему так и сказала: «Талант еще не дает права попасть в когорту избранных. У тебя не будет жизни после жизни… Чтобы уничтожить о ком-то память, надо сначала всюду стереть его изображение, потом упоминание…»
Аня заметила:
— Моей подруге дед еще в детстве сказал: «Внешне ты — неудачный гибрид, в отца больше пошла. Посмотрим, что твоей голове от нашей породы досталось. Тебе бы хорошее воспитание получить. Но ведь отчим…»
И Иннин комментарий этой ситуации из-за приоткрытой двери Лена тоже расслышала: «Та ещё мысль. Занятные декорации, «Веселые картинки!»
Лена вернулась из кухни и услышала продолжение рассказа.
–..Смеясь, он поведал мне, как председатель вручал ему билет члена Союза писателей: «Просто зашел в библиотеку, где у меня была встреча с читателями, и поздравил со знаменательным событием. А через час — я об этом совершенно случайно узнал там же, в библиотеке — в торжественной обстановке должны были вручать билет другому товарищу, который, кстати сказать, ни одной художественной книжки не написал. Так я прорвался в актовый зал, вскочил, запыхавшись, на сцену, сунул в руку ошарашенному председателю свой билет и таким образом вынудил его обнародовать и мое вступление. Деваться ему было некуда. Как он ни скрывал своего раздражения, оно выпирало и хлестало из него. Я не злорадствовал, но был доволен, ловя на себе понимающие, одобрительные или чуть озадаченные взгляды присутствующих в зале знакомых».
— Да… на кого напорешься, — сочувственно отреагировала Инна на откровения Жанны.
— А какие фокусы его шеф выделывал с документами, представляемыми на премию! Изымал с помощью ответственного секретаря из папок рецензии знаменитых писателей и оставлял отзывы простых читателей.
— Душещипательная история! Видно отрицательное в нем возобладало. Говорят, подлинный художник должен быть свободным душой, а тут… Жанна, сломался твой одноклассник? Дошел до ручки?
— Закалился. Четырежды номинировался. Когда он послал на конкурс свою первую книгу, она так впечатлила комиссию, что они за нее дружно проголосовали. Но председатель устроил скандал, и комиссию разогнали. В следующий раз он подговорил знакомого литератора охаять книгу моего одноклассника… Да что там говорить… Наконец, сорвалась у шефа задумка другого претендента протащить. Получил-таки мой друг свою долгожданную премию. Поддержали его лучшие представители интеллигенции города.
— И ее не отозвали? Вот видишь, смог. Не всем так везет. Может, лучше быть самовыдвиженцем?.. Хотя они через ту же комиссию проходят и без подписи председателя не могут участвовать в конкурсе, — вспомнила Аня.
— А когда еще один мой знакомый стал претендовать на премию, шеф нарочно тянул время, и только в последний день сдал его документы. Их не приняли, потому что секретарь шефа неправильно оформила какую-то справку. А «поезд ушел». Вот и думай, случайно все произошло или ему нарочно это подстроили? Но он снова подал на конкурс.
— И опять была борьба? — продолжила «дорос» Инна.
— Еще какая!
— Сам подставился. Видно все-таки где-то в глубине души он тоже надеялся, что порядочных людей больше? Не по зубам ему оказался ушлый председатель? Или мне рассматривать вопрос много шире? — Инна многозначительно взглянула на Жанну.
— В комиссии мнения разделились. Разрыв оказался минимальным.
— Иногда «расстояние» между кандидатами на премию тоньше волоса. Очень трудно выбрать такого, который устроил бы всех, и чтобы он стал знаковой фигурой или хотя бы считался таковой, — со знанием дела сказала Аня.