Любовь моя
Шрифт:
Потом редактор добавил удивленно и чуть смущенно: «Мне семьдесят четыре года, но я из вашей книги неожиданно узнал для себя много нового». Я растерялась. Что такого нового мог узнать от меня человек, который старше и опытнее? Для меня все, написанное мною, элементарно и прозрачно. Сразу я не решилась задать ему свой вопрос, но нам больше не удалось побеседовать. Он, окончив работу над моей книгой, сменил место жительства, к внучке отбыл, никому не оставив адреса.
— Молодых читателей ты тем более найдешь, чем удивить.
— Если внимательно будут читать
— Не обманываешься на их счет? Может, ты просто до сих пор не освоилась со своим положением писателя и, боясь затеряться среди многих, слишком доверяешь им? — В воздухе повисла недосказанность. — Они для тебя, как взыскательный камертон?
— Как чувствительный, — уточнила Лена.
— Медали им за это.
— Прекрати! — свистящим шепотом потребовала Лена и с выражением крайнего разочарования на лице отвернулась от подруги.
— Я прониклась отвращением к себе. Я прощена? — пробурчала та покаянно. Насмешливая ухмылка сползла с ее губ. Но она тут же голосом изобразила обидчивое недоумение. (Инна всегда остается Инной.)
Немного погодя она грустно пробормотала:
— Эту ночь я ощутила растянутой на две недели.
— А мне она показалась вечностью. И дольше века длилась ночь, — перефразировала Лена Айтматова. — А жизнь промелькнула…
— Многое в человеке связано с силой духа и с его настроем. Если я зимой промочу ноги, будучи в приподнятом или просто в хорошем настроении, то никогда не заболею. Но стоит мне «посетить» лужу расстроенной — болячка минимум на неделю мне обеспечена. Факт!
Моя соседка страдала экземой. Чем только она ни лечилась — ничто не помогало. Лет двадцать мучилась. А как-то дала себе установку: «Плевать мне на похождения мужа! Сколько мне жить осталась с моими-то болезнями? Не хочу я эти последние годы потратить на слезы». Ее муж, как хвост собачий по чужим сеновалам мотался. Так вот, через несколько месяцев у нее и следа не осталось от болячек. Она горевала только о том, что раньше не пришла к такому решению. Может быть, до сих пор была здорова. А то ведь и онкология, и язва, и многое другое, что укорачивает жизнь.
— Ты, как всегда права, — согласилась Лена.
— Лена, как же вышло, что ты все таки снова села писать? — не сдержала любопытства Инна.
— Я подумала: «Когда я в связи с онкологией надолго выпала из жизни, причина была уважительная. Зачем же теперь я теряю драгоценное время на бесполезные переживания? Сколько его у меня осталось? До болезни я не знала себя такой… слабой. Один умный человек сказал, что мы не должны надолго застревать там, где мы временщики. И я решила пересилить себя, избавиться от новой напасти, иначе потом буду казниться, но не прощу себе безделья».
— Вообразила, что мир не обойдется без тебя, занялась самобичеванием и за волосы вытащила себя из депрессии?
— Это у тебя всегда энергии через край и ты все время в процессе, — устало сказала Лена, — а я не сразу, потихоньку стала настраиваться, а потом в один день решилась. Видно, и у судьбы был тот же замысел. Примерно через полгода я уже чувствовала, что без своего хобби не смогу жить и свободно дышать. Без творчества это не жизнь, прозябание. И меня стала изводить уже другого рода депрессия, требующая незамедлительно браться за новый текст. И тут же начала возникать положительная обратная связь: работа способствовала укреплению памяти. Депрессия у меня в основном от неудовлетворенности собой: мало сделала, на быт потратилась и прочее. Разбег есть, хватило бы сил достойно добраться до финиша.
— Побывав в шаге от смерти, ты поняла, что не стоит растрачивать себя на мелочи. Писательство не может быть хобби, между делом им нельзя заниматься. Конечно, соблазн был велик, но… не получалось. Ему надо отдавать всю жизнь без остатка. Если полностью погружаешься в этот процесс, надолго прерываться невозможно. Правда же? Каждый наполненный день приближает к истине или к счастью?
Ничего, Ленок, полгода — не срок. Годы прошли, пока ты смогла после больницы восстановить способность к творчеству.
В ответ Лена только грустно улыбнулась.
— Не хандри, не гневи Бога. У тебя всё хорошо в семье, есть интересная работа, есть прекрасная отдушина — писательство. И всего этого ты добилась сама. Чего еще можно желать? Только здоровья. А природа, музыка… Да просто сама жизнь… Ленка, ты счастливейший человек!
Инна порывисто обняла подругу. А спустя минуту, Лена прошептала:
— Ты все про меня, да про меня… Но я чувствую, что ты хочешь поделиться со мной чем-то особенным, очень важным.
— С некоторых пор я пишу картины-настроения.
— Какое счастье! Я всегда знала, что твоя богатая душа ищет способа выразить себя. Я никогда не сомневалась в том, что ты талантливая! Почему раньше молчала?
— Как и ты, я хотела признания специалистов. Для тебя. Мне же важен только сам процесс и эмоциональная разрядка. Теперь картины — мои аккумуляторы, моя любовь и жизненная сила.
— Боже мой! С ума схожу от нетерпения их увидеть! Буду жить ожиданием нашей скорейшей встречи в твоем логове!
— На моей выставке. Послезавтра. — Лицо Инны лучилось открытой радостью.
Лена так крепко прижала к себе подругу, что той показалось, будто она почувствовала хруст своих плечевых суставов. А может и Лениных.
— Какое горячее, дружеское объятье! — как всегда шутливо-иронично отреагировала на Ленины эмоции Инна. Но в ее глазах блестели счастливые, благодарные слезы.
Последовала короткая пауза. Лена, очнувшись от приятного потрясения, широко улыбнулась и произнесла тихо, но восторженно: