Любовь моя
Шрифт:
— В школе ты училась с какой-то недетской сознательностью. А теперь чувствуешь себя Творцом?
— Ну… не так пафосно. Но без крыльев не полетишь.
— Понимаю, это не механическая работа. Чтобы написать, ты должна была… что-то услышать, чтобы тебе с неба… свалилось. Ты как бы перевоплощалась в своих маленьких героев? Стремилась идентифицировать себя с каждым? — спросила Аня.
— Это по большей части происходило подсознательно. Мои друзья детства, эти маленькие «военные осколочки», на всю жизнь остались в моем сердце со всеми своими «зазубринами и занозами» в характерах. Я с ними — единое целое. У нас общая боль, общие слезы. Я, когда о них
— Чайковский тоже плакал, сочиняя музыку, и это чувствовалось в его произведениях, — отметилась сравнением Жанна.
— Сироты военных лет — беда, а брошенные современные дети при живых родителях — позор для общества. Они говорят о его нездоровье, — вздохнула Лена. — О них я еще напишу.
— Один мой товарищ считает, что всё в жизни желательно делать с удовольствием. Надо ставить перед собой вопрос: «Если это у тебя отнять, тебе станет лучше или хуже? И только потом делать вывод: продолжать этим заниматься или нет. Надо прислушиваться к себе. Словами можно убедить, переубедить, а чувства не обманут». И ты тоже прислушиваешься?
— Я бы слово «всё» убрала из этого воззвания. «Надо» в нашей жизни обычно выступает на первый план. Но что касается творчества, то тут твой товарищ прав, — ответила Лена Жанне. — Детские книги я писала памятью своего сердца.
— Знаешь, что еще для меня важно в твоих книгах, помимо всего того хорошего, что мы уже обсудили? Сейчас мало пишут о взрослении подростков. А у тебя есть прелестные, нежные трогательные рассказики о первой любви, такой искренней, честной, чистой, доброй, без ревности, обманов и злости. Ты повествуешь про любовь безответную, но такую восторженную, первозданно радостную! В ней потрясение счастьем, понимание безграничности этого удивительного чувства.
Девочка ничего для себя не требовала, не ждала. Она просто наслаждалась своей любовью к юноше. По моему убеждению, такую любовь проносят через всю жизнь как что-то самое светлое и прекрасное! Через свои маленькие истории ты высвечиваешь большие детские и подростковые проблемы. Тебе интересны моменты взросления.
— Настоящая любовь как прекрасная музыка. Это когда и душа, и все тело поет мелодию любви, — сказала Аня.
— В юности поет только душа. У влюбленных девочек физическое и духовное так далеко разнесены, что не имеют точек соприкосновения. А отсюда непонимание опасности, — подтвердила Жанна слова Инны.
— Лена, эти твои произведения — явление в литературе. В них «открытый цвет грусти и особая мелодия любви». Твои рассказы надо доносить до каждого подростка. Нет, все-таки детские писатели и поэты — особая каста! — восторженно сказала Инна.
— В этой связи мне Экзюпери вспомнился. Самым маленьким детям он прекрасно рассказал о любви и дружбе! — восхищенно отметила Жанна.
А Инна свою мысль закончила:
— Раннее влечение к половой жизни лишает подростков удивительных ощущений духовного развития и взросления своей личности. Я читала твои книги своим внучатым племянницам и внушала: «Не надо торопиться влюблять в себя мальчишек. Они еще глупые как слепые котята. Не ставьте их в условия выбора. Они пока не в состоянии его делать. Да и сами не спешите расставаться с детством». А над старшей внучкой подшучивала: «Воспринимай жениха не как подарок, а как хомут. И смотри, чтобы он тебе холку не натер».
— Правильно делала, что разъясняла. Девочки в своих красивых мечтах часто слишком далеко уходят от реальной жизни, — согласилась с ней Аня.
— Лена, твои книги для семейного чтения детям занятны, понятны и полезны, а взрослым приятны, — сказала Инна.
— Они же грустные, — напомнила Лена.
— И что с того? После них все равно чудное послевкусие. Они воздействуют на читателя всеми возможными писательскими способами. Этакое гигантское полотно…
— Панно, — попыталась смутить или усмирить подругу Лена.
Инна на какое-то время замолчала, погрузившись в собственные, и судя по лицу, приятные мысли.
Потом добавила к сказанному:
— У тебя есть доступ к родникам детских душ. Достоинством твоих книг является мощная эмоциональность, полифония и высочайшая нравственность. В них все срослось: музыка слов, искренность, свежесть чувств и личностный, интимный подход к событиям. Предел мечтаний! Первая твоя книга для подростков — твой звездный час, последняя — вершина творчества. Я верю, что ты достигнешь такого же пика и в произведениях для взрослых, потому что уже в первых книгах для детей было заложено все самое прекрасное и важное, что может широко и основательно проявиться позже. Жаль, если оставишь этот проект недовоплощенным.
— Твои излишние комплименты мне ни к чему. Хочешь ими сбить меня с толку? — тихо спросила Лена. — «Беги от славы, беги от лести. Они — не слагаемые успеха». Многие хорошие люди, пройдя огонь и воды, медные трубы не преодолевают. Казалось бы, вот оно — счастье! А оно — мимо… Не достается выигрышный билет — успех.
— Мечтаешь отлучить его от себя? Не выйдет, — рассмеялась Инна.
— Современные дети другие, они живут фантазиями и воспринимают мир уже кем-то переработанный. На их рисунках в основном иноземные черепашки ниндзя, которые все время ссорятся и воюют, да еще Барби. Это плохо, — удрученно заметила Аня. — А еще дети теперь не верят в сказки, как верили мы.
— Мой пятилетний внучатый племянник Димочка писал письмо Деду Морозу, а сам мне на ухо «по секрету» шептал, что Деда на самом деле не существует, что его взрослые придумали для детей.
А черепашки — дурное поветрие. Ничего, Ленины книги со временем, когда малыши подрастут, вернут их в реальность, научат понимать добро, — сказала Инна.
Лена улыбнулась, и из ее глаз на миг будто исчезла усталость.
— Тебе интересно писать о стариках, которые имеют право рассуждать о пережитом, потому что уважение к минувшему отличает культурного человека от дикаря? Потому что старики — аккумуляторы всего лучшего в поколении? Оно и понятно, мудрость возраста не затеняется личными пристрастиями. Они уже выше их. Это результат твоего трепетного отношения к представителям старшего поколения? — Этими вопросами Аня-педагог выразила свое серьезное отношение к Лениным книгам.
— Я люблю людей, — коротко ответила Лена.
— Рита говорила, что в советское время легче было писать. Творческие люди знали, что ждет от них государство. Были рамки: это можно, это нельзя. Жизнь была проще, стабильнее, народ был более расслабленный. Люди чувствовали дыхание времени, больше радовались. Раньше писателей вели и подталкивали, а теперь они живут в постоянном напряжении, в состоянии преодоления, собственно как и вся страна. Было духовное и душевное здоровье народа, а сейчас каждому второму требуется психиатр. Государство отыскивало таланты, несло за них ответственность: учило, выращивало, направляло обращаться к вечным и социальным темам, обеспечивало редактуру, трудоустраивало, давало жилье, — «поведала» подругам Аня.