Любовь - не сахар, сахар - не любовь
Шрифт:
– Что происходит?
– Ей плохо?
– Это конец?
«Да, конец, - ухмыльнулся он.
– Если она простоит так еще пару минут, завтра уже никто не вспомнит, что шоу было удачным. Все запомнят только этот идиотский финал…»
Кто-то встал и пошел к выходу, громко выражая свое недовольство.
– Эй, ты там че, заснула!
– резко заорал мужской тенор.
Скорчив недовольную обезьянью гримаску, мамаша подхватила свою кукольную дочурку на руки и направилась к дверям.
– Вы видите?
– внезапно
– Видите?!
На секунду зал снова затих.
И в этой почти осязаемой тишине раздался звенящий от восторга голос девочки:
– Мама, посмотри…
– Мамочки!
– пораженно вскрикнула мамаша «куклы».
«Невозможно!» - подумал он, испуганно сжимая голову руками, как будто хотел расплющить свой мозг в наказание за предательство.
– Не может быть… - эхом пронеслось по залу.
«Не может, не может, не может…» - истерично повторял он.
– Мама, у тети крылья! Она что, ангел?
Самоубийственная история
– От любви не умирают!
В его голосе чувствовалось раздражение человека, который никак не может отодрать от рукава своего свитера проклятый репейник.
– Еще как умирают!
– Я вцепилась в его руку с отчаянием утопающей.
– Если ты уйдешь, я умру!
Он снова дернулся в сторону двери, но я повисла всем телом. Еще одно движение, шаг в сторону, и я поволочусь за ним по полу, с тихим и утробным воем, растягивая рукав его дорогого свитера. О, он знал программу моего выступления наизусть!
– Прекрати устраивать цирк. Ты ведешь себя как сумасшедшая!
– Я чувствовала: сейчас он меня ненавидит. Ненавидит за то, что поступает со мной подло и знает это. И за то, что я не даю ему возможности об этом не знать.
– Я не сумасшедшая, это ты сводишь меня с ума! Ты не понимаешь, я умру без тебя… - С языка чуть не сорвалось «падла», но я вовремя спохватилась.
– …любимый.
– Впрочем, в моем варианте это были слова синонимы.
– Прекрати немедленно!
– Он больно схватил меня за запястье и брезгливо отшвырнул мою ладонь.
– Если тебя так смущает свобода наших отношений, можем прекратить их вообще. Хочешь?
Так родители-садисты спрашивают своих маленьких детей: «Хочешь, я отдам тебя в детдом?» И наслаждаются их перекошенными от ужаса мордашками, прекрасно - слишком прекрасно!
– зная ответ на этот вопрос.
– Учитывая, что сейчас ты идешь к ней, то я двумя рогами «за».
Я старалась, казаться независимой и ироничной, но слезы предательски размывали губы в противное дрожащее
– Вот и славно.
– Он резко застегнул молнию на ярко-голубой кожаной куртке с желтыми вставками на плечах.
– Учти, - предупредила я, - моя смерть будет на твоей совести! Либо я умру, либо убью тебя…
Господи, как я его сейчас ненавидела!
– И не умрешь, и не убьешь, - презрительно скривился он и, напялив на голову пижонскую желтую кепку с козырьком, демонстративно хлопнул дверью.
Я тут же рванула ее на себя и заорала под аккомпанемент убегающих шагов:
– Я умру-у-у-у!!!
– Да пошла ты… - донеслось снизу.
Короче, мне не оставалось ничего, кроме как умирать.
Вот уже год я сидела, опустив руки, в которые должна была себя взять.
Моим единственным спасением была горящая работа, которую я специально оттягивала до последней минуты, чтобы иметь возможность хотя бы несколько часов подряд думать: «Все, конец, не успеваю!» - вместо: «Господи, как я его люблю!» Качество труда - резко падало. Начальство - злилось. А я сдыхала, потому что, окончив, в ту же секунду снова вспоминала о нем.
Каждый день я просыпалась в слезах и соплях, измученная эротическими ужасами, посвященными его изменам. Мой спаситель-будильник укоризненно разводил двумя стрелками, показывая мне: я сделал все, что мог, - ты все равно проспала. При мысли об очередных воплях шефа волосы вставали дыбом. Но, прежде чем я успевала («Кошмар! Опаздываю!») доскакать галопом до ванной и попасть в рот зубной щеткой, я уже по уши погружалась в молчаливую истерику под кодовым названием «Почему он не любит меня?». Причем под местоимением «он» подразумевался вовсе не начальник.
Надраивая зубы, выщипывая брови, натягивая чулки, по дороге на работу, на работе, возвращаясь домой, вечером, ночью, утром - я день за днем безрезультатно ломала голову над тривиальным вопросом: «Что делать, если я его люблю?» Хотя, судя по тому, что за несколько тысяч лет ни один безответно влюбленный идиот так и не разгадал эту загадку Сфинкса, было ясно: мое параноидальное стремление к истине тоже не увенчается успехом.
Тем не менее, несколько месяцев я истерично металась между двумя вариантами ответа.
Первый: «Я люблю его, несмотря ни на что!»
Вариант второй: «Он - сволочь».
И в зависимости от того, к какому из них приходила накануне, остервенело доказывала своему любовнику, что:
я прекрасно проживу без него;
хреново, но проживу;
умру без него на следующий же день;
в тот же день;
в тот же час;
в ту же секунду, как он уйдет!
Но, в независимости от темы и тяжести моих аргументов результат не менялся. Я по-прежнему любила его со всей горечью безысходной любви и по-прежнему жила…