Любовь нельзя купить

Клементис Франческа

«Неужели в школе он был таким же?» — спрашивала она у себя.

Конечно же был. Просто тогда они не проводили вместе столько времени, и она не заметила его бесхребетности. В те годы он казался мягким, романтичным и даже оригинальным в своей решимости не соответствовать модным стандартам. Теперь она поняла, что он не мог быть модным, а его оригинальность исходила от врожденной неспособности замечать свои ошибки и исправлять их в соответствии с общепринятыми нормами.

«Его спасет только

одно, — решила Элисон. — Все лишнее, что у него есть, хорошо бы погуще замазать корректором, только тогда он станет похож на своих современников.

И когда этот уикенд закончится, я так ему и скажу».

— Можно поговорить с тобой или это неудобно?

Тесс вздрогнула. Оказывается, Джерри шел за ней до самого женского туалета.

— Это называется преследованием, — сказала она. — Сделаешь еще несколько шагов — и мы станем героями фильма для взрослых.

— Я готов к этому, если ты согласна.

Тесс улыбнулась:

— Мы не можем зайти вместе в женский туалет. На нас и так смотрят.

Джерри оглянулся и увидел, что Хитер нервно следит за ними. Он улыбнулся и помахал ей рукой. Та быстро отвернулась.

— Ну вот. Она больше не смотрит.

Тесс захихикала:

— Уходи!

Ни один из них не заметил Макса, который производил впечатление человека, у которого свело шею. Он то и дело вытягивал ее, крутил головой и потирал затылок, словно пытаясь размять мышцы. С каждым поворотом он посматривал на Тесс, которая спокойно беседовала с этим мужчиной. Это его очень насторожило, очень.

— Я ухожу от нее, — сказал Джерри.

Тесс перестала смеяться:

— Надеюсь, не из-за меня?

«Хотя глубоко внутри, конечно, надеюсь, что из-за меня. Мне бы хотелось, чтобы меня любили так сильно, чтобы я могла распоряжаться судьбами людей вот таким образом».

— Разумеется из-за тебя. Но не беспокойся, я не буду стоять под окном твоей спальни и каждую ночь петь «Наша любовь будет вечной».

— Хорошо, потому что мне не нравится эта песня. Как и все другие, которые поют на свадьбах и похоронах. В этих песнях есть что-то жуткое.

— Как насчет «Ангелов» Робби Уильямса? — предложил Джерри.

— Или «Любовь вокруг нас» группы «Вет-вет-вет», — прибавила Тесс.

— И еще эту песню из фильма «Робин Гуд, принц воров», которую исполняет кто-то волосатый, — предложил Джерри.

— Эту обязательно, — согласилась Тесс.

«О господи, да мы с ним одинаковые, — поймала она себя на мысли. — Он подходит мне, устраивает меня, я чувствую, что мне будет трудно противиться его обаянию».

— Я решил не сдаваться, — сказал Джерри, глядя в сторону.

— Ты о чем? — спросила Тесс, зная ответ, но решив потянуть время.

— Я буду говорить

тебе одно и то же, даже если ты будешь просить меня не делать этого, потому что мне кажется, что тебе это нравится. Я буду веселить тебя. И думаю, что когда-нибудь ты проснешься и тебе захочется улыбаться все время. И тогда ты придешь ко мне.

Тесс улыбнулась:

— Возможно, тебе придется долго ждать.

Джерри покачал головой:

— Я так не думаю.

Они пришли в Музей народных ремесел. Элисон полагала, что детям там понравится. Она заранее удостоверилась в том, что там нет животных и бесценных экспонатов из тонкого фарфора или хрупких древних предметов. Отправились они туда в полной уверенности, что все будет в порядке.

Передвигались медленно, в основном потому, что Элисон до отвала накормила их ростбифом, йоркширским пудингом, жареной картошкой, макаронами и рисом.

— Может, лучше им дать овощей? — спросил Тим, обеспокоенный непривычным меню.

— Я врач и знаю, чем кормить детей, — отрезала Элисон, которая накануне допоздна засиделась за компьютером, выискивая в интернете, что нужно приготовить детям, чтобы они сделались вялыми.

У нее появился соблазн дать им какое-нибудь лекарство, но ей не хотелось лишиться медицинской лицензии за нарушение врачебной этики.

Но если бы обед привел к тому, что средний ребенок сделался бы совершенно неподвижным, эти чудо-дети всего лишь получили бы временную передышку. После группового посещения туалета, который они описали в живописных подробностях, дети готовы были оторваться.

И оторвались.

Карли вставила прутик в ткацкий станок, на котором приятная пожилая женщина ткала что-то из шерсти ламы. Одна из деревянных стоек треснула, причинив ущерб, который потом оценили в триста фунтов стерлингов.

Люси нацарапала ругательные слова на каких-то горшках, которые сохли перед тем, как отправиться в печь.

Элли распустила занавеску из макраме, к которой был прикреплен ценник — «95 фунтов», а Натан встал перед женщиной с детской коляской и, размахивая топором, закричал: «Скуби-дуби-ду!»

Тима парализовало. Ему захотелось, чтобы Милли оказалась тут и навела порядок. Элисон поняла, что вся надежда на нее. Она раскрыла рот и закричала на детей:

— Карли, Люси, Элли, Натан! Ну-ка, убирайтесь отсюда! Или мне к вам подойти и надавать по шее как следует?

Слова вылетели сами собой, прежде чем она вспомнила, что находится в общественном месте и к тому же является местным врачом общей практики.

— Я немного погорячилась! — проговорила она, однако ее недовольный вид свидетельствовал о том, что она вовсе так не считает.