Любовь нельзя купить
Шрифт:
— Ты так рассуждаешь, что я начинаю опасаться, в своем ли ты уме.
Фиона терпеливо вздохнула:
— Просто я хочу сказать, что тебе нужны теплые шерстяные вещи. Ты ведь всегда жалуешься на холод.
— Я никогда не жалуюсь, — возразила Дафна.
— А тебе и не нужно ничего говорить; когда ты начинаешь морщиться, и без того видно, что тебе больно.
Фиона чувствовала, что наконец-то начинает понимать свою мать или, скорее, начинает пытаться понять ее. Она со стыдом осознавала это. Они никогда не станут лучшими подругами, но смогли бы жить бок о бок без повседневных споров
Дафне нравилось, что дочь входит в ее положение, а может, скоро поймет и причину, почему она в последние годы стала не такой веселой.
— Я говорила тебе, что Тим и Милли сошлись? — спросила Фиона. — Они едут в Прованс. Разве это не замечательно?
— Новость хорошая, — согласилась Дафна. — Мне было не по себе при мысли о том, что бедная Милли будет одна воспитывать шестерых детей. Я знаю, что это такое. Никому бы такого не пожелала.
Она видела, что Фиона выбрала не самые красивые толстые колготки и брюки из полиэстера со штрипками, от которых у нее болели ноги, но попридержала язык. В Богноре есть магазины. По приезде туда можно купить новую одежду.
— По-моему, на нее что-то нашло, — сказала Фиона — Элисон моя старая знакомая, и у нее вроде нет детей. А это, наверное, означает, что она очень хороша собой, с гладкой кожей, спокойная и с плоским животом. Будь я мужчиной, она показалась бы мне соблазнительной.
— А по мне она самая заурядная, — сказала Дафна.
Фиона перестала складывать вещи и уставилась на свою мать.
— С чего это ты взяла?
Дафна поджала губы, проклиная себя за то, что приняла таблетки, которые развязали ей язык. Однако она чувствовала, что дочь так просто от нее не отстанет. Она вздохнула и призналась:
— Я видела с ней твоего знакомого Тима в Баттерси-парке в то воскресенье, когда гуляла с Арчи.
— И тебе не пришло в голову рассказать мне об этом? — сердито спросила Фиона.
— Я сочла за лучшее не вмешиваться! Ты бы сама сказала мне, что я лезу не в свое дело.
От изумления Фиона открыла рот:
— Ты на самом деле всегда вмешиваешься! И во все то, что тебя не касается: какого я выбрала мужа, как я воспитываю детей и даже в то, как я завариваю чертов чай! У тебя впервые появился шанс сделать что-то полезное, а ты молчишь!
— А что бы это дало? — умоляюще посмотрела на нее Дафна. — В конце концов и так все хорошо кончилось.
— Нет, не кончилось! Милли уже никогда не сможет полностью ему доверять. То, что они сошлись, не означает, что все в порядке. Если бы ты сказала мне что-нибудь, я бы поговорила с Тимом, запугала бы его чем-нибудь, вразумила бы. Я могла бы сделать так, чтобы он все это свернул, пока Милли не узнала. Теперь же их брак уже никогда не будет таким, как прежде.
— Может, это и к лучшему, — с надеждой сказала Дафна.
Фиона уставилась на мать:
— Значит, ты была довольна, когда у папы были интрижки, так? Твой брак стал от этого лучше? И о Грэме ты думаешь так же? По-твоему, для нашей семьи лучше, если он будет встречаться с другими женщинами? А может, тебе это уже известно? Может, ты застала Грэма с женщиной в дешевой блузке и сочла за лучшее не вмешиваться?
— Не впадай в истерику, —
— Я имею на это право! — Фиона медленно покачала головой. — Это невероятно. На днях ты изливала мне душу, рассказывая о том, что твоя жизнь была, в общем-то, разбита поведением папы. Поэтому, вероятно, мы должны быть снисходительными к тебе, даже если ты отравляешь нам жизнь. А потом ты спокойно наблюдаешь за тем, как то же самое происходит с моей подругой, потому что не хочешь вмешиваться!
Фиона попыталась нормализировать дыхание. Казалось, она вот-вот расплачется.
И тут Дафна не от большого ума сказала:
— По-моему, Фиона, ты насчет себя распереживалась, а не насчет Милли, и мне кажется, что это заставило тебя задуматься о своем браке.
Фиона повернулась к Дафне, моментально возненавидев ее за то, что она оказалась права.
— Значит, по-твоему, вот что я думаю? А я думаю, что ты просто злобная старуха, и я нисколько не расстроюсь, если ты оставишь нас. Отправляйся жить с каким-нибудь из своих распрекрасных сыновей и с их чудесными женами. Иди, разрушай их жизни, а заодно и жизни их друзей.
И она выбежала из комнаты, прежде чем ее мать увидела, что она разрыдалась.
Тесс подвела итог тридцать семь тысяч фунтов стерлингов. Мы должны тридцать семь тысяч фунтов стерлингов. И это после того как мы все продали, включая мое драгоценное кольцо, и расплатились с долгами, о которых я не знала.
А что он об этом думает? Как он мог надеяться на то, что сможет скрывать это от меня бесконечно? И что еще он прячет?
Краеугольный камень, поддерживающий их брак, превратился в пыль, как только Тесс вернула счета в не очень надежное укромное место. Она попыталась разобраться, что же причинило ей такую нестерпимую боль — только ли размер долга, за который они могут просидеть в тюрьме до конца жизни, или сам факт того, что он обманывал ее.
Обман, бесспорно, самое эффективное оружие, если хочешь убить чье-то доверие.
Она невесело рассмеялась про себя: «К счастью, я не такая. Как хорошо, что я честная! Если не считать того, что я обманным путем устроилась на две работы, что вполне оправдывает ложь ради получения денег. Да, и еще сочувствовала хорошей подруге, хотя это я виновата в том, что ее отношения закончились. Да, и еще я притворяюсь, будто наш с Максом брак жив, хотя всерьез подумываю о том, как бы сбежать на закате с кем-нибудь другим. Если не считать всего этого, я святая и с позиции крепкой добродетели имею право осуждать Макса.
Да-да, именно так.
Но я вместе с тем знаю, что неправа, и готова исправиться. Начиная с этого момента я начну говорить правду.
Обо всем».
— Я прошла? — нетерпеливо спросила Элисон.
Она сидела у врача, и ей было скучно. Ей хотелось, чтобы этот осмотр побыстрее закончился, и тогда можно будет подумать, как вернуться к Гэбриэлу. Вся эта история с Тимом уже казалась ей далеким кошмаром. Иногда она просыпалась в поту, когда ей снилось, как четверо детей мучают ее, обрызгивают кетчупом ее лучшие белые простыни и называют мамой.