Любовь по-французски
Шрифт:
Слезы прихлынули к глазам Мари. Ей стало жаль его до боли. Но, слава богу, она приехала. Она скрасит ему жизнь. Она заменит ему семью. У него будет уютное жилье, уж она постарается…
Перед тем как выбраться со своего места, из живых тисков своих соседей, она принялась разглядывать брата. В этот миг он случайно поднял голову и, в свою очередь, взглянул на нее.
Она улыбнулась ему.
Он застыл на месте с открытым ртом и поднятой рукой, увидав, что ему улыбается женщина.
Она покраснела: он не мог ее узнать. Значит, он вообразит, что… Непроизвольно она опустила глаза,
Эта сцена не ускользнула от внимания людей, обедавших за столиками в горластой толкотне: Жан и смазливая незнакомка перемигиваются! Рабочие подталкивали друг друга локтями и, огорошенные, наблюдали интрижку.
– Он! И впрямь он! Так оно и есть! – перешептывались вокруг.
Потрясенная Мари окаменела, она окончила свой обед, больше не отваживаясь глядеть на брата, но чувствуя, что на нее упорно смотрят и он, и все остальные.
Когда приступили к кофе, зал наполовину опустел.
Тут она встала и направилась к брату. Догадавшись, что она хочет завязать с ним разговор, он поднялся ей навстречу и, чтобы положить конец досадному недоразумению, которое он предчувствовал, назвал свое имя:
– Я Жан Кадио.
У нее уже приоткрылись губы сказать: «А я Мари, узнаешь, я Мари?» – но он смотрел на ее свежие губы с такой невероятной надеждой, что она, не понимая своего душевного состояния, стояла в безмолвии все с той же улыбкой.
Но вот молодой человек набрался мужества и прошептал:
– Хотите, выйдем отсюда?
Они вышли вместе, потихоньку, неловко пробираясь. Пока они проходили, в толпе завсегдатаев рабочего ресторана царила глухая тишина.
Едва они выбрались наружу, как он прикоснулся к ней, потом взял ее под руку. Она не противилась.
Почему она сразу же не рассеяла удручающее заблуждение? Почему? Она только спросила:
– Вы живете совсем один?
– Ну, конечно, – отвечал он.
Потом, сделав усилие над собой, промямлил:
– Зачем вы меня об этом спрашиваете? Как чудно, что на меня обратили внимание! Я не богат, так и знайте! Они потешаются над нами, вон там…
Он показал большим пальцем на кабаре, расположенные вдоль улицы, в их окнах, запотелых и белесых, как экраны кинематографа, расплющились темные физиономии жадно глазевших на них.
– У вас нет друзей?
– Да разве меня кто-нибудь любит?.. Я-то понимаю, но как бы это сказать…
Он с трудом говорил о таких вещах, они были ему непривычны, и он просто не находил слов.
Момент был подходящий, чтобы все ему открыть, но она продолжала вполголоса:
– Вы, как видно, человек мягкий. Найдется женщина, которая будет счастлива с вами.
– Мне еще не говорили такого, – пробормотал молодой человек.
– А вот я вам говорю.
– Вы… вы…
Внезапно он обхватил длинными руками свою спутницу за плечи и привлек к себе, готовый ее поцеловать. Но она оттолкнула его.
– Нет, нет…
Он покорился, руки его безвольно повисли, как у раба.
– Слушайте, – сказала Мари, –
– Ах! – вырвалось у него. – Ах, чем же? Чем же?..
Вне себя, он недвижно стоял перед нею.
– Полюбить меня? Неужели это возможно? Скажите: вы-то полюбили бы меня, будь вы свободны?
– Да, – ответила Мари. – Прощайте. Да…
Она скрылась из виду, а он все стоял на месте, прямой, бледный, похожий на горящую свечу. Его глаза, его лицо, все его существо светилось отблеском женской прелести.
Этот отблеск будет и впредь сиять на нем, он сохранит его, как бесценное сокровище, как талисман, который наверняка даст ему отвагу и силу бороться с жизнью за счастье.
Она проскользнула по коридору гостиницы и спряталась в свою комнатку – краткое пристанище, откуда на заре она убежит далеко-далеко. Теперь ей было уже заказано вновь свидеться с покинутым, для которого она предпочла быть призраком подлинной женщины, чем подлинной сестрой. И она заплакала от избытка печали и радости.
Гийом Аполлинер
Святая Адората
Однажды, в бытность мою в Венгрии, я посетил церквушку в местечке Сепени, и там мне показали раку, глубоко почитаемую местными жителями.
– В этой раке покоятся останки святой Адораты, – сказал мне мой гид. – Ее могилу нашли неподалеку отсюда лет шестьдесят тому назад. Очевидно, святая была одной из жертв, замученных на заре христианства, во времена римского владычества, когда население этих мест было обращено в христианскую веру диаконом Марцеллином, присутствовавшим при распятии святого Петра.
По всей вероятности, в истинную веру ее обратил сам Марцеллин, а после пыток тело мученицы было погребено римскими священниками. Предполагают, что имя «Адората» – просто латинский перевод ее языческого имени, ибо никакого иного крещения, кроме крещения кровью, она, видимо, не приняла. Имя «Адората» не похоже на христианское, но, с другой стороны, самый факт сохранности ее тела, которого не коснулось тление за столько веков пребывания в земле, свидетельствует о том, что она принадлежала к числу избранных и что душа ее находится в сонме невинных душ, славящих Господа в раю. Вот уже десять лет, как святая Адората причислена Римом к лику святых.
Я рассеянно слушал все эти объяснения. Святая Адората не слишком интересовала меня. Я направился было к выходу из церкви, как вдруг мое внимание привлек чей-то глубокий вздох, послышавшийся совсем рядом. Он исходил от невысокого, щеголевато одетого старичка, который стоял, опершись на палку с коралловым набалдашником, и, не отрываясь, смотрел на раку.
Я вышел из церкви; старичок вышел следом за мной. Я обернулся – захотелось еще раз взглянуть на его элегантную, немного старомодную фигурку. Он улыбнулся мне. Я ответил поклоном. Тогда он спросил меня по-французски, но с раскатистым венгерским «р»: