Любовь по Интернету, или Подари ему весь мир

Тарасевич Ольга Ивановна

На пороге, руки в бока, она. Типичная «баба Зина» – замызганный передник поверх линялого байкового халата, бигуди на седых волосенках, подозрительно сканирующий взгляд.

Фейсконтроль, вроде, как ни странно, пройден.

– А ты не шалава, – резюмирует баба Зина, осмотрев меня с ног до головы. – Вполне приличная женщина. Партийная?

– Что?

– В партии состоишь?

– Нет пока, – опешив, говорю я. И тут же подобострастно добавляю: – Я и в комсомоле не состояла, потому что не было уже тогда комсомола. Но я была пионеркой, честное слово. И октябренкой. В смысле, октябренком.

– Проходи, – проникшись моей благонадежностью, она шире распахивает дверь. – Такая приличная женщина, и беспартийная. Непорядок. Нельзя нынче человеку без гражданской позиции быть. Вот потому и порядка в стране нет, что никому ничего не надо. А ты проходи.

Я тебе программу партии дам, а как надумаешь вступать, в первичку нашу приведу.

– Мне бы про Андрея узнать, – мямлю я, сбрасывая туфли.

Гробы из тесной прихожей исчезли. А так, кажется, ничего не изменилось. Только Викентьевич, любопытный дедок, одет в трикотажный спортивный костюм с пузырями на коленках, а не «пиджак парадный».

– Про Андрея? – баба Зина покачала головой, отчего ее бигуди противно задзинькали. – Плохой он человек. Никакой гражданской позиции. Да зачем тебе тот Андрей? Вот у нас в партии соколы, настоящие мужики.

Уже очень скоро я получаю катастрофически ужасную информацию. Нового адреса у соседей Андрея нет. И телефона он тоже не оставил. Где его искать – никто не знает. С другими соседями по подъезду парень только здоровался, а дружеских отношений не поддерживал, поэтому расспрашивать их – занятие совершенно бессмысленное.

Я выясняю все это, но почему-то еще долго сижу на тесной кухоньке, в удушающих запахах тушеной капусты и ядреной самогонки, к которой то и дело прикладываются Викентьевич и баба Зина. Слушаю абсолютно не интересные мне программы партии и ужасные патриотические песнопения под дребезжащий баян.

Здесь когда-то был Андрей…

Только это место – все, что от него осталось…

– А жить-то тебе есть где? – интересуется баба Зина, уже с пылающими от пары стопок самогонки щеками. – А то смотри, комната Андрейкина еще не сдана. Могу договориться с хозяином, он много с тебя не запросит. Мы – люди мирные, с нами ужиться легко. В партию вступишь, в партийную работу втянешься, на митинги ходить станешь…

– А по вечерам я тебя песнями развлекать стану, – вторит Викентьевич, тайком бросая на меня пылкие взгляды. – А мы с тобой еще споем, как говорится!

Почему-то мне кажется, что он опасается бабы Зины, наверное, имеющей на него какие-то права.

Краснея, я вру:

– Надо подумать насчет комнаты. Можно я ее посмотрю?

Баба Зина быстренько сбегала за ключом.

В комнате ничего не изменилось. Полка с фарфоровыми статуэтками, советский китч. Наша постель, где мне было так хорошо, что я до сих пор не могу этого забыть, черно-белый телевизор в углу. Только венков и корзин с цветами нет, ноутбук и книжка Марии Брикер тоже исчезли.

Соседи Андрея провожают меня, как родную. С трудом отказавшись от предложения бабы Зины наложить мне «капустки в баночку, а что, покушаешь завтра», я спускаюсь по ступенькам и смахиваю струящиеся по щекам слезы…

Мне казалось: море радостно примет меня в свои прохладные бесконечные объятия, исцелит не только уставшее тело, но и разбитую душу. Приехав в Сочи, пару дней я действительно пребывала в состоянии абсолютного счастья. Увидев бесконечную синюю лужу, Юлька издала звонкий вопль, а потом от радости обмочила штанишки, чего с ней уже давно не случалось. Санаторий, где мы остановились, оказался современным комфортным зданием. Наш номер в реальной жизни выглядел даже лучше, чем на рекламном проспекте. Отличное питание, большой парк, в котором пальмы соседствовали с кустами цветущей магнолии, отдельный комфортабельный пляж… Пару дней мы с Юлькой не вылезали из моря. Работа у меня сидячая, от долгих проведенных за компьютером часов у многих редакторов и писателей начинаются проблемы со спиной. После плавания мне казалось, что я стала легкой и гибкой, что у меня выросли крылья и я могу ими взмахнуть и стремительно умчаться ввысь, к ласковому солнышку и ослепительно-синему небу. Я думаю, только окружающей меня красотой и прекрасным самочувствием можно объяснить то, что я как-то незаметно угодила в сети банальнейшей курортной интрижки. Конечно, вначале все было очень красиво. Наш санаторий располагался рядом с гостиницей, где останавливались приехавшие на кинофестиваль актеры. Устав валяться на пляже, я доверила Юльку заботам вполне ответственной милой женщины из детской комнаты и отправилась посмотреть фильм, показываемый в рамках кинофестиваля. Мужчину, оказавшегося на соседнем кресле старого несовременного кинотеатра, я узнала сразу же – Виктор Попов, звезда отечественных любовных сериалов. Весь

фильм он пялился не на экран, а на мой профиль, потом заговорил, познакомился, пригласил поужинать. Я сразу же уточнила, есть ли у него жена или постоянная подруга. «Надеюсь, сегодня у меня появится потрясающая любимая женщина», – заверил он меня, бросая одобрительные взгляды на мои уже коричневые от загара коленки. Не то чтобы я воспылала к нему страстью или засобиралась замуж. Мне кажется, актеры – народ ветреный и непостоянный. Хватит уже с меня таких любвеобильных мужчин. Но все же мне было одиноко, я не возражала против мужской компании для восхищения местными красотами, к тому же внешне Виктор чем-то напоминал Андрея, и, когда я это поняла, низ живота приятно заныл… Почему бы в конце концов не позволить себе легкий короткий курортный роман со свободным красивым мужчиной?.. Мне хотелось поужинать в той гостинице, где остановился Виктор. Да, было любопытно увидеть известных актеров и актрис в неформальной обстановке. А что тут такого? По-моему, нормальное желание, если не дотянуться до «звезды», то хотя бы ее рассмотреть. Я вообще очень любопытный человек. Мне нравится посещать новые места, разглядывать людей, к тому же известных… Но Виктор стал говорить, что без ума от японской кухни, а в центре Сочи есть потрясающий суши-бар. Потом я поняла причины именно такого выбора.

Мы только успели расположиться за столиком. Нам принесли заказ, я взяла палочки и, предвкушая тонкий вкус риса и свежей рыбы, хотела опустить суши в мисочку с соевым соусом.

– Вот ты где, сукин сын! – заорала вдруг неизвестно откуда появившаяся красивая женщина. – Девку себе новую клеишь!

От неожиданности я уронила суши в соус, и на моем романтично-полупрозрачном длинном голубом платье из органзы появилось большущее коричневое пятно.

– Дорогая, это не то, что ты подумала, – залепетал Виктор, отчаянно толкая меня под столом ногой. – Это просто журналистка, я даю интервью. Не позорь меня перед людьми! Давай, поезжай в гостиницу, я скоро буду.

– А зачем мне куда-то уезжать! – женщина уселась за столик, схватила с дощечки, стоявшей перед Виктором, лепесток имбиря и отправила его в рот. – Я с удовольствием поучаствую в вашем, так сказать, интервью. Расскажу, какой ты прекрасный семьянин, который никогда не заставляет волноваться свою женушку.

– Женушку? – Изумленно переспросила я, откладывая палочки.

Зря я этим поинтересовалась. Сначала мадам с воплями: «Диктофон где?!» перевернула все на столе. А потом схватила дощечку и попыталась жахнуть меня ею по голове. Я увернулась и вцепилась в ее длинные блондинистые космы. Меня по голове бить нельзя. Я ею думаю и работаю, деньги зарабатываю. И вообще, я появилась в этом суши-баре в святой уверенности, что Попов свободен, аки птица. И почему это я должна его выгораживать?! Мадам Попова предприняла стратегически неправильную попытку пнуть меня ногой, попала по стулу, вывихнула лодыжку и с жуткими воплями стала кататься по полу.

– Что ты наделала? – заорал Виктор и, опустившись на колени, начал дуть на дергающуюся конечность пострадавшей супружницы.

К сожалению, в суши-баре в тот вечер ужинали настоящие журналисты. Потому что на следующий день, валяясь на пляже и выпаривая недавний стресс на солнце, я вдруг поняла, что многие люди как-то слишком уж пристально на меня посматривают. Невозмутимо отгородившись от их бесцеремонных взглядов очками, я перевернулась на живот, открыла свежую газету. И меня, несмотря на обжигающее солнце, зазнобило. «Жена Виктора Попова подралась с его любовницей», – огромными буквами красовалось на первой полосе. Я быстро зашелестела страницами, и… Вчерашний вечер был зафотографирован во всей своей красе. Вот мадам пытается меня жахнуть доской, вот я тащу ее за космы… Неудивительно, что я не обратила внимания на папарацци, мне было, мягко говоря, не до того, я спасала свое главное орудие производства, то есть голову. Быстро же теперь журналисты могут передавать информацию…

Остаток отпуска я шарахалась от молодых мужчин, как от прокаженных. Мое одиночество скрашивал почтенный дедушка-биолог, с которым мы целомудренно прогуливались по территории санатория, он неспешно повествовал мне про разные виды произрастающих в парке рододендронов. Иногда один и тот же рассказ повторялся несколько раз подряд, но я его не поправляла, мне, в общем, были безразличны и мой спутник, и наш разговор с биологическим уклоном…

Я вернулась в Москву, и через неделю загар смылся, а я в водовороте многочисленных издательских дел уже почти забыла, что была в отпуске.