Любовь по контракту
Шрифт:
— Дин, Марка может и не быть на работе. Или он на совещании. Да и твой босс тебя уже ждёт.
— У меня законный обеденный перерыв! Дождётся!
Я вскакиваю с места, обещаю Даше позвонить, как только смогу, и на всех парах мчусь к лифту. С трудом дожидаюсь, пока двери распахнутся на нужном этаже. Блондинистая секретарша возмущённо кричит:
— Девушка, подождите, к Марку Анатольевичу нельзя! Он занят!
Едко усмехаюсь и прохожу мимо ошарашенной девицы. Без стука вламываюсь в кабинет Марка. Зависаю, когда вижу, что он не один.
34
Вальяжно
Стас вообще не изменился, кажется, даже помолодел на пару лет. Его глаза лукаво усмехаются, словно он прекрасно понимает, почему я вторглась к Марку. Оценивающий взгляд Стаса меня ничуть не смущает. Наоборот, даёт возможность передохнуть и переосмыслить собственное поведение.
Я не должна качать права. Возмущаться, орать, психовать и закатывать истерики тоже не стоит. Я выскажу свою обиду и уйду с гордо поднятой головой.
Наконец перевожу глаза на Марка. Он, нахмурившись и сложив руки на груди, прожигает меня насквозь своими льдистыми синими глазами. Его щетина за неделю отросла, а тревожная складка между бровями стала ещё заметнее. Мне становится стыдно. Может быть, Марк и не любил Настю, но он только что расстался с девушкой, которую хотел взять в жёны. Ему должно быть тяжело. Ещё и я между ногами путаюсь, опоздавшая на два с половиной года, посмевшая надеяться на его прощение.
Злость — плохой советчик. Надо затолкать её обратно, в чёрные глубины своего сердца.
— Сколько лет, сколько зим! — Стас подходит ко мне и протягивает руку. Я благодарно ему улыбаюсь. Приветлив и доброжелателен, как и при первой нашей встрече.
— Здравствуй, Стас.
— Бррр, как официально, — недовольно морщится он. — Ну да ладно, на первый раз прощаю. Я так понимаю, мне нужно смыться, чтобы вы двое смогли нормально поговорить?
— Н-нет. То есть да, — я в смятении, и голос предательски скачет.
— Понял, не дурак, — Стас подмигивает мне и обращается к Марку: — Жду тебя завтра в девять. И чтобы никаких отмазок!
Хлопок двери отзывается мелкой дрожью в теле. Мы остались одни. Марк и я. Он опирается бедром о стол и пытливо смотрит на меня. Испытывает на прочность холодом и безразличием. Терзает мою и без того измученную душу. За что? Глупый вопрос, я прекрасно знаю, за что он так со мной. Но справедливо ли это?
Я сокращаю расстояние между нами до одного метра. Вглядываюсь в любимые черты лица, и тоска, тягучими канатами оплетающая сердце, уничтожает остатки гнева.
— Почему ты не сказал, что расстался с Настей?
— Наш разрыв не имеет к тебе никакого отношения.
— Марк, я же всю эту неделю не жила, а пребывала в мучительной агонии, думая, что ты женишься. Мне было очень больно… Почему ты так жесток?
—
— Не верю, что это основная причина твоего молчания.
Я вскидываю руку, желая прикоснуться к Марку, но останавливаюсь на полпути, потому что не знаю, смогу ли пережить его безразличие. Он настолько чужой сейчас, что я боюсь быть отвергнутой. Если оттолкнёт, отстранится, нахмурится — моя душа покроется несмываемыми чернильными пятнами. Я ему в любви призналась, а он даже не удосужился сообщить о разрыве.
Марк, закрыв глаза, трёт двумя пальцами переносицу. Он будто стареет на десять лет, уголки губ опускаются вниз.
— Я хотел, чтобы тебе было так же больно, как мне два с половиной года назад, — произносит он, встречаясь со мной взглядом. — Хотя бы неделю ты жила так, как я жил несколько бесконечных месяцев.
Крик отчаяния и сожаления застревает в горле. Я закрываю рот руками, я тихо всхлипываю, переживая ещё один мучительный крах иллюзий. Дура, надеялась, что он быстро меня позабыл и переключился на привычных искусственных красоток. Я правда верила, что Марк такой или мне было проще считать его беспечным и легкомысленным?
Если он действительно страдал так же сильно, как и я, то не удивительно, что он не хочет ко мне возвращаться. Инстинкт самосохранения вопит ему о том, что лучше засасывающая пустота, чем вечно кровоточащая рана. Я не имею права осуждать его за это.
— Что ж, твоё желание сбылось. Мне было очень больно, — я сжимаю кулаки и впиваюсь ногтями в ладони, чтобы заставить себя промолчать, но ядовитая желчь всё же выплёскивается в мучительных вопросах: — Ну что, теперь ты доволен? Отомстил, как следует?
Краска сходит с его лица, а во взгляде мелькают живые эмоции. Растерянность и удивление.
— Я не мстил тебе, Дина.
— Как скажешь, — безразлично пожимаю плечами. Всерьёз думаю о том, что наша история закончится вечной разлукой, а не счастливым воссоединением.
— У меня не было такой цели.
— Знаю.
Он делал это подсознательно, возможно, только сейчас понял, что причинял мне боль своим молчанием. Я вновь дёргаюсь в несвоевременном желании прикоснуться к нему. На этот раз Марк всё замечает: и то, как я нелепо тяну к нему пальцы, и как торможу, пытаясь обуздать свои эмоции, и как моя рука обессиленно падает вниз. На корке льда, скрывающей синий блеск его глаз, появляются первые трещины. Словно весеннее солнце проступило сквозь мрачные тучи.
С моих губ срывается тихий вздох.
— Я хотела накричать на тебя, закатить грандиозную истерику, но вместо этого вновь поняла, как виновата перед тобой. Знаешь, тяжело жить с постоянными тисками на сердце. Особенно когда понимаешь, что твои чувства и твоё желание загладить вину на хрен никому не нужны, — я нервно усмехаюсь. Смахиваю влагу с ресниц. — Извини, что ворвалась и помешала вам со Стасом. Пойду я. Игорь Святославович с меня шкуру сдерёт, если задержусь ещё хотя бы на пять минут.