Любовь по правилам и без
Шрифт:
Я кивнула, и снова посмотрела на Катю и Егора. Боже, она лопает сырое тесто, и Егора им угощает, негодяйка!
— Спасибо, тёть. Я за советом и ехала к тебе. Правда, думала ты скажешь: «хватай и беги».
— Я бы хватала и бежала, — хохотнула она. — Но это я! Ты другая. Мой совет: присмотрись к Егору. Если поймешь, что не твоё — отпусти, да он и сам не задержится с тобой, если отдачи не будет. Женщин на свете много, и за такого любая ухватится.
— Вот это могла бы и не говорить, — нахмурилась я.
— Что, не понравились мои слова? Дурочка,
— Да уж поняла, — буркнула я, и снова не смогла не признать правоту тёти — не такая уж я богиня, чтобы годами ждать, пока я присмотрюсь.
— А что насчет развода?
— А насчет развода… слушай, — выдохнула я, и рассказала про разговор с мужем и юристом.
Тётя нахмурилась.
— Думаешь, он пойдет на это? Решит отнять у тебя Катю?
— Я не знаю. Не знаю, тёть. Меня юрист спросила, хорошо ли я знаю своего мужа. А я не смогла ответить, — я в ужасе покачала головой. — Мне кажется, он на многое способен! И я… боюсь.
— Встреться с Виктором. Поговори. И на всякий случай запиши ваш разговор на диктофон. Мало ли. Если станет угрожать, то эта запись пригодится. Ну что ты снова скуксилась? Понимаю, не хочется тебе с бывшим беседы вести. Но сама же понимаешь, что придется.
Я кивнула. Разумеется, я понимаю.
16
— Не устали?
— Нет, — пропыхтела Катя.
— Нет, — соврала я.
— Тогда до поворота, и обратно, — бодро скомандовал Егор.
Проклятущая скандинавская ходьба!
Полчаса назад Егор вытащил нас с Катей на улицу, как мы и договаривались. Утро чудесное, всё в снегу, но тепло. Красота! И ходьба эта казалась такой лёгкой. Спорт старичков. Сколько раз видела смешных дедулек и бабулек с этими палками, и вышагивали они бодренько. Ха! Я сейчас сдохну от этого «легкого» спорта.
— Замедлимся? — Егор чуть отстал, и поравнялся со мной. — Легко ли тебе, девица? — издеваясь, пропел он.
Я взвесила одну палку, примеряясь к чьей-то довольной физиономии. А Егор рассмеялся, запрокинув голову.
— Двигайся, Насть. От своих слов не отказываюсь — фигура у тебя супер, но чебуреков мы вчера слопали много. Надо растрясти. Так что до поворота, и обратно.
— Обратно тоже с этими палками? — позорно проныла я. Егор кивнул. — Изверг!
— А кто-то говорил, что спортом занимается.
— В зале! Не на природе! — выдала я возмущенно.
А как не возмущаться? Катя идет с удовольствием. Ей, вижу, не так уж и тяжело. Ладно, Катя, у детей энергии как в хорошей электростанции. Но Егор! У него же хромота, откуда такая бодрость?
— Ладно, не ною, иду, — буркнула я. — Поняла уже: я здесь самое слабое звено.
— Тебе просто непривычно.
— А тебе привычно? — спросила, и мы, наконец, дошли до поворота, и повернули обратно. К дому, где тепло, где можно вытянуть натруженные ноги, и отдыхать!
— Мне тяжело приседать. Первое время было мучительно сидеть за рулем, я долго не решался. Наклоняться нелегко, тоже нагрузка на колени. А ходьба — это то, что у меня получается без особых проблем. Потому реабилитолог и сказал заниматься скандинавской ходьбой: вроде и тяжелее, и делаю то, что люблю, в кайф, и лечусь при этом.
— Ма-а-ам, смотри, там белочка! — взвизгнула Катя, но белочку я не увидела. Катя еще постояла, разочарованно хныкнула, и бодро потопала к дому.
Одна я здесь — старушенция, того и гляди ноги отвалятся. Позорище!
Егор болезненно нахмурился, и замедлился. Теперь явно не только для того, чтобы идти вровень со мной.
— Больно? Плохо? — всполошилась я.
— Нормально. До дома дойду. Черт, — ругнулся мужчина.
— Ты чего?
— Да так…
— Ой, Егор. Забей, — поняла я его недовольство. — Вот я здорова, но еле иду. А ты после травмы выносливее меня.
— Изящно ты инвалидность травмой назвала, — улыбнулся Егор.
— Умею, практикую. Дипломатия — наше всё. Егор, — я замялась, но всё же решилась, — если лезу не в свое дело, то можешь не отвечать. Но я хотела спросить: что с тобой случилось? Прости, знаю, неприятный вопрос, можешь не отвечать.
— Женщины, — закатил он глаза. — Не отвечай, я хочу знать, ой нет, можешь не говорить, — передразнил насмешливо. — Настя! Расскажу, конечно, хотя история не самая интересная. И не извиняйся. Ты деликатная, если сравнивать с остальными моими знакомыми.
Мне жутко не понравилось внесение меня в категорию знакомых. Точно, собака на сене.
— Расскажу коротко, — начал мужчина. — Соседка пропала, молодая девчонка. Уж не знаю, почему менты решили, что она умерла, но что было то было. Приехали, и упаковали меня. Сигареты она у меня стреляла — вот и вся наша связь. Не любовники, не друзья, просто соседи. Привезли меня в отделение, и… пытки. Сначала-то просто били, и это еще можно терпеть, я крепким был, и умел терпеть. Но когда связывают руки за спиной, и пропускают ток, то… в общем, сломался. Не соображал совсем от боли. Просто хотел, чтобы это прекратилось. Я не собирался кончать с собой, сразу говорю, я просто хотел из кабинета свалить любым образом. Ну и в окно! А этаж — не первый. Переломало меня, сначала лежал, операции-операции-операции, потом кресло. Так прошло двенадцать лет. А потом тётя моя нашла хирурга, который меня починил.
Егор легко мне улыбнулся, а я… я в ужасе. Нет, я много жутких историй слышала. Боже, да я в детстве «Криминальную Россию» смотрела, а там цензуры вообще не было! Но все истории изуверств казались чем-то далеким. Ни один мой знакомый с этим не сталкивался. У нас принято полицию ругать, но я дважды обращалась с заявлениями, и оба раза мне помогали. А тут… кошмар!
— А что эта девушка?
— Никто ее не убивал. Загуляла она. Вернулась домой. Живая и здоровая.
— Но тогда почему они так с тобой? — я даже остановилась, не в силах идти. — Должна же быть причина! Просто так пытать человека — это…