Любовь по требованию и без...
Шрифт:
– Удивительно, - наконец вынесла вердикт, - весь интерьер дома такой нафталиновый, как из позапрошлого века, а кухня – высший класс. Будто вообще не от этого места. Ты давно им владеешь? Домом?
Я молчал, пил кофе и разглядывал ее, не собираясь отвечать.
Интересная она, просто глаз не оторвать. И не в красоте дело, хотя да, хорошенькая, как кукла. И не в фигурке статуэточной.
Что-то в глазах есть такое, что хочется смотреть и смотреть, пока голова не закружится.
Что-то в движениях мягких, летящих, словно
Или вовсе не в этом дело… В чем тогда?
– Я здесь работаю, как ты мог заметить. – выдала, наконец. – А что комнату твою заняла – мне никто не сказал, где можно жить, где нельзя.
– Даже о продуктах для меня никто не позаботился, – добавила с обидой.
– Да?! – тут уже я удивился.
– Вообще-то Славик, что за тобой на станцию ездил, должен был приезжать и возить тебя за продуктами, или куда там тебе надо.
Она пожала плечами и умолкла, все также шаря взглядом по кухонным шкафам и изо всех сил избегая смотреть на меня.
– Снежок, – позвал негромко. – Рассказывай. Не вынуждай меня наводить о тебе справки.
На пол мига полыхнула тревогой в глазах, и тут же опустила их, наклеив на лицо улыбку. Беспечным голоском протянула:
– Хочешь сказать, что ничего обо мне не знаешь? Неужели ты не изучаешь документы тех, кто на тебя работает?
– Неужели ты по своим документам сюда устроилась? – я ухмыльнулся. – Что за беда у тебя приключилась, Снежа, если ты в горничную нарядилась, и в эту глухомань забралась?
Она встала и понесла свою чашку к раковине. Забрала мою:
– Если выпил, давай уберу.
Прошла, обдав тонким ароматом полевых цветов, лета и малины, и принялась мыть посуду. А у меня от ее секундной близости снова бахнула в голову кровь. И не только в голову.
– Иди ко мне, – позвал негромко, даже не думая, что за шумом льющейся воды услышит.
Услышала. Замерла, застыв спиной и медленно повернулась.
– Иди ко мне, – снова позвал и протянул руки. Поймал ее, шагнувшую ко мне. Подтянул, обнял и прижался лбом к худому, вздрогнувшему животу.
– Снежа, – шепнул, не зная, что еще сказать, просто вдыхая ее запах и стискивая ладонями попку. Одним движением поднялся, подхватывая ее.
Прямо перед моими губами оказались ее удивленно приоткрытые, розовые, гладкие, одуряюще-сладкие губы. Глаза, удивленно распахнутые, но уже затянутые поволокой страсти.
– Эрик..., – ее шепот возле виска, и мне окончательно снесло крышу. Впился в нее, слыша низкий звук. Ее стон? Или мое последнее дыхание?
Длинные ноги оплели мои бедра, скрещиваясь за спиной. Тонкие пальцы вцепились в волосы. С силой потянули, заставляя меня зарычать и срывая остатки самоконтроля.
Толкнул ее на столешницу. Подцепил серую юбку и потянул вверх, открывая бледные ноги и полоску простых трусиков с узкой лентой белых кружев.
От вида этой наивной, какой-то детской ажурной полоски на белом хлопке, у меня помутилось в голове. И единственное, что еще мог чувствовать, это дикое желание, разрывающее тело, и странную нежность, заливающую сердце.
Нежность, и нестерпимую, сводящую с ума потребность отодвинуть эту белую полоску, чтобы, наконец, прикоснуться к тому, что под ней.
Единственное, что чувствовать, то, как она вздрогнет под моими пальцами, под касанием губ и влажностью языка. Как задышит - часто, прерывисто, - и выгнется мне навстречу. Разведет ноги и потянет меня к себе, как она делает всегда, когда сама уже не может ждать, и чувствует, что я стремительно падаю в звездное никуда.
Я делаю это, - сдвигаю тонкую ткань, глядя на открывшийся нежный треугольник с блестящими каплями ее желания. Трогаю подушечками пальцев. Сначала едва касаясь, обводя по кругу, чуть надавливая и легко углубляясь между влажных, распухших, ждущих меня складочек.
Она опускается спиной на столешницу, приподнимает бедра, и я стягиваю с нее этот хлопок, и это кружево. Потому что больше не могу на них смотреть – мне уже плохо от их наивности, разрывающей мою душу, и до боли раскаляющей тело.
– Эрик, – ее шепот похож на жалобный стон, на последний выдох. И глядя в затуманенные глаза и до крови закушенную губу, я подтягиваю ее дрожащие бедра, широко развожу и вхожу в долгожданное, алчное, лихорадочно ждущее только меня тело.
И где-то на краю своей, готовой взорваться вселенной, слышу ее беззвучный, как дрожание звезд, шепот:
– Ты мой…
Глава 17
Настоящее время... Снежана ДеминаЭрик уехал.Из окна я смотрела, как он вышел к своему внедорожнику, который вчера бросил посреди двора, достал из багажника щетку и принялся неторопливо счищать с машины выросший за ночь сугроб.
Закончив, потопал ногами, отбивая налипший на высокие ботинки снег и, бросив равнодушный взгляд в мою сторону, забрался в машину. Громыхнули, закрываясь за машиной, ворота, и я осталась одна.
Поглазела на рассыпающееся белыми хлопьями хмурое небо. Позвонила Славику, чтобы приехал почистить двор от снега, и побрела на второй этаж собирать вещи.
Я как раз тащила чемодан с одеждой в сторону той самой розовой спальни, которую присмотрела в качестве запасного места обитания, когда позвонила Маря.
– Привет, мать. Чем живешь, как дышишь? – вопросила она оптимистичным басом.
– Норм, – пропыхтела я.
– А чего голос утомленный?
– Переезжаю в другую комнату, – призналась я. – Хозяин редкостный зануда, велел освободить спальню, в которой я до этого жила. Вот и перетаскиваю вещички.