Любовь в изгнании / Комитет
Шрифт:
Что-то, что было сильней меня, диктовало мне свою волю, побуждало умершего во мне журналиста вернуться к жизни, искать, узнавать, и передо мной не было иного выбора, как подчиниться.
Примерно неделю спустя после встречи с эмиром я отправился утром в кафе Элен. Она встретила меня приветливой улыбкой и проводила в дальний угол зала, не переставая щебетать:
— Разве я не говорила? Разве не предсказывала вам, что вы станете на ноги гораздо скорее, чем мы ожидали? И вот, пожалуйста, вы сейчас выглядите лучше, чем раньше! По знаете, что я хочу вам сказать? Быть может не стоит пить этот
Она говорила и говорила, я выражал полное согласие с ней и при каждом удобном случае пытался спросить ее о Юсуфе. К моему удивлению, усадив меня, она тоже пододвинула себе стул и села напротив. Какое-то время молча глядела на меня, неизменная улыбка постепенно сползала с ее лица. Потом сказала:
— Я ждала вас. Даже собиралась позвонить вам, если бы вы не пришли сегодня.
Голос ее изменился, это была уже не болтовня с клиентом, а предисловие к серьезному разговору. Взгляд стал строгим и печальным. Я встревожился, уж не случилось ли чего с Юсуфом. Элен умолкла и сидела, наклонив голову, словно не зная, с чего начать. Вдруг подняла на меня умоляющие глаза:
— Я вас прошу, оставьте мне Юсуфа!
— Как я могу оставить его или не оставлять? Я уже несколько дней его не видел и никогда не пытался…
— Знаю! — прервала она. — Знаю, что вы никогда не пытались отнять его, но он сам пытается уйти с вами…
— Этого не было, поверьте мне.
Веки ее задрожали, голос стал хриплым:
— В таком случае он пытается вернуться к эмиру. Хочет стать журналистом и надеется на вашу помощь, не так ли?
Я промолчал, и она, глядя мне прямо в глаза, продолжила:
— Я все знаю. Я хорошо знаю, чего хочет Юсуф. Если бы у меня было достаточно денег, я бы сама стала издавать для него газету, пусть занимается чем хочет.
Говоря это, она сделала попытку улыбнуться и постучать по столу дрожащими пальцами, но в глазах ее стояли слезы. Я было открыл рот, но Элен рукой сделала мне знак дать ей договорить. Превозмогая слезы, она сказала:
— Я не могу долго оставаться с вами, Юсуф может в любой момент выйти из кухни. Поэтому прошу вас выслушать меня — я люблю Юсуфа.
— Это естественно.
В ответ она тихо рассмеялась:
— Нет, нет, это вовсе не естественно, ведь он годится мне в сыновья. Он почти окончил университет, а у меня нет никакого образования. Но я его люблю, и он ко мне хорошо относится. Не спрашивайте почему. Женился ли он на мне, потому что ему нужна была работа и уверенность в завтрашнем дне? Возможно. После отъезда эмира в прошлом году он переживал трудное время, у него не было разрешения на работу. Однако у меня до него работали многие молодые люди еще моложе его и красивее, но я не думала ни об одном мужчине с тех пор, как умер мой первый муж…
Перевела дыхание и после некоторого колебания добавила:
— С Юсуфом было иначе.
Голос Элен снова пресекся. Я воспользовался ее молчанием:
— Госпожа моя, человек не решает, кого ему полюбить. Он любит, и все тут. Вы не должны ничего объяснять и ни в чем оправдываться. Я и так верю вам и все понимаю, понимаю, быть может, лучше, чем любой другой.
— Тогда вы должны понять,
— Разумеется.
Элен опустила голову и почти прошептала:
— Извините, но я не уверена, что вы понимаете до конца. Я знаю, что Юсуф бросит меня. Мне уже пятьдесят. Я делаю все, что в моих силах, чтобы оставаться в его глазах женщиной и женой. Но как долго это может продолжаться, если он так молод, а я старею с каждым днем? Год, два? Немного больше, немного меньше, пусть будет как будет, я ко всему готова. Знаю, что это мое последнее счастье. И прошу вас, оставьте все, как есть. Рано или поздно Юсуф уйдет. Но пусть это случится позже. Я знаю, если он начнет работать в прессе, если один раз покинет это кафе, то покинет его навсегда. Когда у него отрастут крылья, он улетит безвозвратно. Вы думаете, это эгоистично с моей стороны хотеть удержать его на земле, рядом с собой?
Грустное чувство, которое я испытал, слушая ее, и мука, написанная на ее лице, сковали мой язык. Ведь она говорила не только о себе, но и обо мне. Рассказать ли ей о том, как я страшусь наступления подобного дня?
А Элен молящим шепотом повторяла:
— Прошу вас, месье, сделайте что-нибудь.
Не знаю, что я ей отвечал, но когда она отошла от моего столика, я остался сидеть в глубоком раздумье. Наконец появился Юсуф и горячо пожал мне руку своей влажной рукой.
— Добрый день, господин. Не ожидал, что вы придете так скоро.
Он уселся напротив меня, на стул, который только что занимала Элен. На этот раз он забыл снять свой белый кухонный фартук, и, едва усевшись, возбужденно спросил:
— Все в порядке, иншалла? Вы уже подготовили проект?
Я ответил не сразу, думая одновременно о том, ради чего я пришел, и о только что услышанном от Элен. Заметив мою растерянность, Юсуф обеспокоился:
— Вы плохо себя чувствуете?
— Немного устал, но это неважно. Я хочу спросить тебя и прошу быть со мной откровенным: все ли ты рассказал мне об эмире Хамиде?
Положив руку на грудь и глядя на меня с упреком, Юсуф сказал:
— Клянусь жизнью своего отца, я не скрыл от вас ничего из того, что мне известно. Но почему вы спрашиваете об этом?
— Сейчас я объясню. Меня удивила настойчивость эмира. Зачем ему нужны именно мы с тобой? Мы не такие уж звезды в мире журналистики. Как я уже тебе говорил, за свои деньги он в состоянии нанять кого угодно из числа самых знаменитых…
— Прошу прощения, господин, ваше имя…
Я жестом остановил его:
— Мое имя все уже забыли, на этот счет я не питаю иллюзий. Двадцать лет назад я был довольно известен, но сейчас я не козырная карта в журналистских играх.
— Но для вас это действительно случай вернуться в журналистику, и вы этого заслуживаете.
— Это ты верно сказал, — улыбнулся я. — Думаю, что эмир рассуждал именно таким образом: он дает случай проигравшему, и тот не преминет им воспользоваться. Но пока оставим это. Скажи, ты знаешь Исхака Давидяна?
— Конечно, — насмешливо произнес Юсуф, — кто же его не знает?! Он из наших краев и один из главных здешних миллионеров. Эмигрировал из Египта в 1956 году и получил местное гражданство. Ему сейчас принадлежит половина зданий в городе.