Любовь в преисподней
Шрифт:
Все улыбнулись. Бабушка намекала на обстоятельства, известные всему Зараеву. Оригинальную художницу, Марину Антонову все чаще приглашали для работы в европейские частные галереи.
– Ты только что вернулась из Германии? – спросила Лиза.
– Об этом – позже, – отсекла Марина. – Сначала – о тебе и о твоем здоровье.
– Да я почти поправилась! А вот Леська… Девчонки, она же прямо на моих глазах!..
В общих чертах Лиза рассказала им о своей встрече с Рюминой и о трагедии во время ливня.
– И этот подонок скрылся! – возмутилась
– О чем ты, Маринка! Будь как дома. – Натали быстро подставила ей индийскую пепельницу. – Хотя медики, которые там были, сказали, что бедной Лесе уже никто бы не помог.
Привычным жестом Марина закурила длинную темную сигарету. Над комнатой поплыл запах, в котором Лиза уловила отголосок дружеских костров Зараево.
– Но морально все равно было бы легче, – сказала Лиза. – А так я ощутила себя как в джунглях во время тропического ливня. Небеса опрокинулись. Хлещет не дождь, а просто водопад какой-то. «Джип» свалил в туман. Помощи нет. А Леська лежит, как тряпичная кукла, и ее нахлестывает ливень…
– Ужас, – прошептала Вера.
Над столом повисла тягостная пауза. Натали поняла, что надо взять бразды правления в свои руки. Она сказала:
– Девочки, милые, как говорится в Библии, неизвестен день и час. Никому не дано узнать время и место своей кончины. Пусть наши души успокоятся тем, что Лесе сейчас хорошо. Она там, где много света и добра.
– Вы так думаете, Наталья Сергеевна? – с сомнением спросила Марина.
– Вернее сказать, я так ощущаю. Это не на уровне сознания, а на уровне эмоций.
– Хорошо, если для Леськи поют ангелы, – сказала Вера, делая глоток крепкого чая. – Может, хоть там обходится без нервотрепки. А то у нас на фирме – одни интриги.
– Правда? – удивилась Лиза. – А ты где сейчас, Веруша?
– Да в одной консалтинговой фирме.
– А чем занимаетесь?
– Всем на свете! Консалтинг по реструктуризации предприятий. Советы по процедуре банкротства. Финансовое оздоровление, повышение…
– Ой не надо! – попросила Марина. – Модные термины, а реально – сплошная нудятина! Такая скука может увлечь только тебя, Верушка.
Она говорила мягко и снисходительно. Но от Лизы не ускользнул взгляд, брошенный Носовой на Антонову. Выразительный взгляд. Вера всегда считала Марину избранницей судьбы. Однажды, в задушевной беседе с Лизой, Вера посетовала на то, что выглядит серенькой мышкой. Вот если бы она была такой, как Марина, то смогла бы воевать Эдика Соболевского – признанного лидера их тусовки.
Чтобы снять неожиданно возникшее напряжение, Натали весело спросила:
– Слушай, Маринка, а как там в Германии?
– Ну, туда хлынула масса наших беженцев. Это казахские, поволжские немцы. Местные, естественно, недовольны. Приезжие ведь претендуют на рабочие места. Отношение к русским ухудшилось.
– На себе испытала? – с любопытством спросила Лиза.
– Нет, я соглашаюсь пахать только на приличные галереи.
– Еще
«Надо будет уточнить у Натали, что означает это „еще бы!“», – подумала Лиза и сказала:
– Отношение к нам везде ухудшилось. Мир любит победителей. С проигравшими – разговор короткий: на колени! – Все за столом согласно закивали, а она спросила: – Ты ездишь в Европу по контракту? На каких условиях?
– Не буду лгать, что кондиции отличные, но для меня они вполне приемлемы. – С удивительным изяществом Марина выпустила новую струю дыма. – Здесь, в Москве, обговариваем условия контракта. Обычный стереотип. Полный пансион за счет хозяев галереи. Плюс небольшая оплата. Мизерные деньги на карманные расходы.
– А холсты и всякие прочие причиндалы? Кисти, краски? – уточнила Лиза.
– О чем ты! Это все стоит бешеные деньги! Конечно, за счет хозяев. По окончании работы я оставляю в их галерее свои шедевры.
– Бесплатно?! – охнула Натали.
– Скажем так: на консигнацию. – В следующий момент Марина поняла, что термин следует пояснить. – В общем, на продажу. Картины висят в галерее. Если кто-то положит на них глаз и купит, хозяевам – процент от продажи, мне соответственно – гонорар.
– Как я поняла, – заметила молчавшая до этого Вера, – твоя свобода творчества основательно ограничена теперь. А ведь ты так ею дорожила!.. – Ехидный подтекст фразы не укрылся ни от кого за столом.
– Ты за меня не переживай! Это у тебя, Верушка, на фирме – постоянная стрессовая ситуация. А у меня – мольберт где-нибудь в парке или в павильоне зимнего сада. Собственные творческие задачи. И великолепный иллюзорный мир, в котором я полностью растворяюсь!..
Все почувствовали легкую зависть к Марине. Над ней витала счастливая аура ее собственного мира. «Да, – поняла Лиза, – девчонки оказались гораздо целеустремленнее меня. Правильно твердит Натали: кто разбрасывается, тот ничего не достигнет в жизни. Даже Верушка – при деле. Пусть скучная, но серьезная фирма. Носова оперирует такими понятиями, о которых я и не слышала. А уж об Антоновой и говорить нечего! На какой-нибудь выставке в Германии или Голландии ее отсечет западный меценат – из мультимиллионеров – и оп-ля! Маринка, естественно, соблазнит его. А там уж – законная супруга или любовница – это на западе почти одно и то же: классный пансион!..»
– «Жизнь коротка – искусство вечно!» – с чувством процитировала Натали. – Если бы у меня был кругленький счет в банке – как у всех западных женщин моего возраста, – то я бы моталась по всему свету и собирала коллекцию живописи. Только оригиналы! Никаких подделок! Исключительно те полотна, которых касалась кисть мастера!
«Натали может сейчас удариться в патетику», – испугалась Лиза. Хрипло вздохнув, она сказала:
– А если бы у меня был хоть какой-то счет в приличном банке, я бы не болталась всю эту зиму по Москве, как – пардон! – дерьмо в проруби.