Любовь в викторианском стиле
Шрифт:
— Давай уйдем отсюда, — сказал Ник. — Я хочу накормить тебя как следует и спокойно поговорить. А здесь я не могу думать ни о чем другом, кроме новых тенденций и грядущей рекламной кампании. Пойдем куда-нибудь, где потише и где нам ничто не будет мешать.
Сили не возражала.
Ник бросил на стол деньги, и они немедленно ушли. Сили было все равно, куда они едут. Прошло совсем немного времени, и Ник остановил машину напротив ресторана «Солт». Это было одно из самых привилегированных заведений в городе. В этот ресторан
— Тебе лучше? — спросил Ник, как только они сели за столик.
Публика была прекрасно одета и вела себя очень сдержанно. Официанты неслышно передвигались по залу. Звуки, случайно доносившиеся из кухни, заглушала негромкая медленная музыка.
Сили сделала над собой усилие и улыбнулась.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что не любишь свои рестораны? — спросила она Ника.
— Я люблю наши рестораны, но сегодня это место больше подходит для нас. Здесь мы сможем расслабиться. Я хочу, чтобы ты рассказала мне все о своих снах, Сили.
Сесилия рассказала Нику о том, как ей приснилась ее мать, лежащая на полу. Она рассказала ему про сон со вспышками фотокамер. Она промолчала о плачущем ребенке, но рассказала о шляпной булавке, о женщине возле зеркала и клочке тонкой, изящно вышитой материи.
Булавка для шляп по-прежнему лежала в боковом кармашке ее дамской сумочки. Сесилия открыла ее и достала булавку. Она показала ее Нику.
— Ты права. Это, должно быть, из-за ремонта этажом выше, — сказал Ник.
Он провел пальцем по изящной металлической рукоятке. Сили показалось, что он прикоснулся к ее ладони.
Уверенный тон Ника приободрил ее, и тем не менее Сесилия возразила:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что во время ремонта людям всегда снятся вещие сны?
— Иногда из-за реконструкции верхнего этажа к людям на подоконник падают старинные шляпные булавки. — Ник посмотрел на Сесилию. — Разве не это ты сама только что сказала?
— Я не совсем в этом уверена, — ответила Сили.
— Из-за ремонта люди хуже спят. Им чаще снятся тревожные сны. Содержание снов тоже можно как-то объяснить.
— Тогда сделай это. Пожалуйста, Ник. Я хочу понять, что со мной происходит.
— Но ты ведь еще до этих снов беспокоилась о своей матери, не так ли?
— Маме уже много лет. Ее кости ослабли. Но она совсем не хочет думать об опасности, которая поджидает ее на каждом шагу. Я отвечаю за нее с тех пор, как одиннадцать лет тому назад умер мой отец. После смерти она потеряла опору в жизни. Часть ее ушла вместе с ним. Я должна заполнить эту пустоту.
— Ты почти ничего не рассказывала мне об этом, — сказал Ник.
— Не было необходимости. Я держу эти чувства под контролем.
— Ну, вот видишь. Все правильно. Твое сознание и твое подсознание боялись, что с мамой что-то произойдет, и это случилось.
— А вспышки телекамер? Что они означают? Почему они говорят мне: «Кливленд»?
— Открытие выставки в следующий вторник — ответственное событие. Ты об этом постоянно думаешь. Там будет пресса. Вспышки телекамер будут слепить нас. Подсознательно ты немного нервничаешь по этому поводу. Ничего сверхъестественного в этом нет.
Сили притворилась, что Ник убедил ее. Ей самой очень хотелось, чтобы он убедил ее, но этого не произошло. В ее памяти снова и снова оживали подробности последнего сна. Они мучили Сесилию. Она находилась на грани нервного срыва.
Она рассказала Нику, что с семнадцати лет взяла на себя ответственность за жизнь матери и за свою собственную жизнь. Сесилия никогда не была склонна к мистике и мало доверяла интуиции.
Официант принес меню. Сесилия выбрала раковый суп со сладким укропом и цыпленка-гриль. Ник решил поужинать креветками и говядиной.
— Ты не хочешь выпить вина? — спросил он Сили.
— Один бокал, — ответила она.
Но даже один бокал оказался ошибкой. У Сесилии развязался язык, и она рассказала Нику немного больше, чем собиралась.
— Мне приснился еще один сон, — не в силах удержаться, сказала она Нику. — Он повторяется из ночи в ночь. В нем еще меньше смысла, чем в остальных.
— Еще какие-нибудь предсказания? Я могу их послушать? Я постараюсь помочь тебе, Сили, снова обрести почву под ногами.
— Неужели ты сможешь сделать это?
— Да, я сделаю это из самых лучших побуждений. Ты слишком напряжена. Эти сны просто пожирают тебя. Если бы ты сейчас могла видеть свое лицо! Я никогда раньше не видел тебя такой хмурой.
— Ты прав, — согласилась Сесилия. Она с трудом выдавила из себя улыбку и пальцами расправила складки на лбу. — Я… я не знаю, можно ли считать этот сон предсказанием, но от раза к разу он становится все яснее. Может, ты сможешь мне помочь, потому что я уверена, что этот сон содержит послание. Это послание для тебя, Ник.
Сесилия сделала глубокий вдох. Она вертела в ладони старинную булавку для шляп. Перламутровый камушек на конце ручки переливался в золотистом свете свечи, стоявшей в центре их стола. Голубые глаза Ника пристально смотрели на Сесилию, и ей показалось, что она плавает в глубоких голубых озерах.
— Расскажи мне обо всем, Сили, — настаивал Ник. — Не держи это в себе и не пытайся объяснить. Просто расскажи.
— Хорошо, Ник. Слушай. Но прежде скажи мне, пожалуйста, может ли такое быть, чтобы где-то, не важно где, в Кливленде например, у тебя был ребенок, о котором ты ничего не знаешь?