Любовь-весенняя страна
Шрифт:
Не эсер, не кадет я и не монархист.
Только то, что случилось когда-то в отчизне, — не для правок, дописок и вымарок лист.
Мы — хромые, кривые, глухие, косые, мы — послушные дети любых перемен.
Почему же истории нет у России?
Почему у нас только текущий момент?
1983
* * *
Ржавые иголки на снегу.
Значит, ветер после снегопада сдунул с ёлок, словно шелуху, то, что на ветвях держалось слабо.
Мы ведь тоже держимся
1985
ДЕТСКИЙ РИСУНОК
Речку знобит от холода, вздулась гусиной кожей, серым дождём исколота, не может унять дрожи.
В лодке парочка мокнет, может, у них рыбалка.
Свет зажигается в окнах, этих промокших жалко.
Возникли на лике речки от корабля морщины.
Дым из трубы свил колечки, корабль проехал мимо.
Речка уставилась в тучи, небо упало в реку...
Только не стало мне лучше, чудику-человеку.
1983
* * *
Стихи — капризная материя, непредсказуемый предмет.
Им широко открою двери я и жду, а их всё нет и нет.
А коль приходят, то незваными. Тогда бросаю все дела.
Всегда так было с графоманами, а я — ура! — из их числа.
* * *
Всё я в доме живу, в том, который снесли и забыли; на работу хожу,
ту, где должность мою упразднили;
от мороза дрожу,
хоть метели давно отшумели,
и по снегу брожу,
что растаял в прошедшем апреле.
1983
Почему участь горькая выпала мне? Почему я родился в несчастной стране? Почему беспросветно живёт мой народ? Почему этот строй он к чертям не пошлёт? Почему он привык к неживым словесам? Почему он за дело не примется сам?..
У меня ещё много таких «почему», но ответов на них не найду, не пойму...
1985
ПАМЯТЬ О САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ
Как обычно, примчался под вечер лёгкий северо-западный ветер.
Он принёс разговоры и запахи, что случилось на северо-западе.
Этот бриз — мой старинный приятель, он меня заключает в объятья, в ухо разные тайны бормочет, мы шушукаемся и хохочем, ходим-бродим по берегу запани, вспоминаем о северо-западе.
А потом налетают жестоко ветры знойные с юго-востока, и меняется всё в одночасье, убегает мой друг восвояси.
И бреду я домой одиноко в душных струях, что с юго-востока.
Жду, что завтра примчится под вечер свежий северо-западный ветер.
Соткан он из прохлады и влаги, он колышет истории флаги.
Принесёт дорогие известья, и опять мы закружимся вместе, перепутаем шорохи, запахи.
Моё сердце на северо-западе.
Жизнь одного уложится в строфу.
На чью-то жизнь не хватит и поэмы.
Иной по веку мчится, как тайфун, другой медлительно смакует время.
Казалось, что я жил, как песню пел: как строчки — дни, а годы — как баллады.
Но сколького не сделал, не успел...
Немало в прожитом смешной бравады.
Шикарна мина при плохой игре.
А жизнь-то вся в одну влезает строчку:
мол, вроде, жил. да помер в октябре. декабре. январе.
И вот и всё. И можно ставить точку.
1983
АБСТРАКТНАЯ ЖИВОПИСЬ
Я не то чтобы тоскую.
Возьму в руки карандаш, как сумею нарисую скромный простенький пейзаж:
под водой летают галки, солнца ярко-чёрный цвет, на снегу кровавом, жарком твой прозрачный силуэт.
От луны в потоке кружев льётся синенький мотив, и бездонный смелый ужас смотрит в белый негатив.
Дождь в обратном странном беге, чей-то невидимка-след.
Тень огромная на небе от того, чего и нет.
1980
Я в мир вбежал легко и без тревоги... Секундных стрелок ноги, семеня, за мной гнались по жизненной дороге, да где там! — не могли догнать меня.
Не уступал минутам длинноногим, на равных с ними долго я бежал.
Но сбил ступни о камни и пороги, и фору, что имел, не удержал.
Ушли вперёд ребята-скороспелки, а я тащусь. Но всё же на ходу.
Меня обходят часовые стрелки, — так тяжело сегодня я иду.
ПЛЯЖ В НИДЕ
Безветрие. Безверие.
Большой песчаный пляж.
Как будто всё потеряно, и сам я, как муляж.
На вышках пограничники, контроль и пропуска.
Поляна земляничная, невнятная тоска.
Тела на солнце жарятся, играют дети в мяч. Безжалостное марево нас душит, как палач.
Отсюда сгинуть хочется — не знаю лишь куда — сквозь ветер одиночества.
В душе — белиберда.
Я в зыбком ожидании, в зубах хрустит песок, и нервно, как в рыдании, пульсирует висок.
Безветрие. Безверие.
Густая духота.
Забытые намеренья. Транзистор. Теснота.
1984
НОЯБРЬ
Исступлённо кланялись берёзы, парусил всей кроной ржавый дуб. Мужичонка, поутру тверёзый, разбирал трухлявый чёрный сруб.