Любовь во спасение
Шрифт:
— Я никогда не слышал ничего более странного! — воскликнул он. — Девушкам полагается думать о замужестве, но не говорить об этом.
Клеона снова засмеялась:
— Простите, мистер Фаррингдон, но я всегда говорю то. что думаю, и говорю правду. Так намного проще. Теперь вы знаете, что я не стану пытаться женить вас на себе, и вам не нужно меня бояться.
— Не станете пытаться… — На минуту Фредди ff потерял дар речи, затем засмеялся. — Вы неисправимы, вот что я вам скажу. Я никогда не встречал девушки, похожей на вас. Но по крайней мере
— Если вы не ожидали получить удовольствие, зачем вы пришли?
— Мне велели.
— Кто? — спросила Клеона и тут же увидела, как добродушное лицо Фредди изменилось, стало замкнутым.
— Мне не следовало это говорить, — поспешно произнес он. — Забудьте. Музыка уже играет. Если ваш партнер не предъявит на вас права, пока мы дойдем до бального зала, можете с ним распрощаться.
Понимая, что и так проявила чрезмерную настойчивость, Клеона не стала продолжать разговор. Ей удалось заставить Фредди смеяться. Другие партнеры тоже нашли ее на редкость неиспорченной и непосредственной, так что к концу вечера герцогиня могла сказать ей со всей искренностью:
— Ты имеешь успех, дитя мое. Не могу сказать, что я совсем не волновалась, когда просила тебя приехать из Йоркшира. Ты могла оказаться неуклюжим деревенским подростком —.особенно с таким отцом, как твой. — но ты выглядишь очень элегантно. Все, кто дает бал, раут или музыкальный вечер в ближайшие два месяца, собираются послать тебе приглашение. Ты довольна собой?
— За это я должна благодарить вас, мадам, — спокойно ответила Клеона. — Как вы сказали, никто никуда не пригласил бы меня, если бы я носила те платья, которые привезла с собой из Йоркшира.
— Это верно, — согласилась герцогиня. — Красивые перышки привлекают к птичкам других представителей их рода.
— В каком-то смысле это пугает меня, — задумчиво проговорила Клеона, когда они возвращались на Баркли-сквер. — Выходит, никто не любит нас за то, что мы есть, а только за то, чем мы кажемся.
В свете фонаря, который освещал внутренность кареты, герцогиня бросила на девушку острый взгляд.
— Это философствование, — изрекла она. — Будь осторожна. Философию и книжные знания следует оставить джентльменам. Им не нравится это в женщинах.
— Но вы-то были умны и тогда, когда были молоды, — возразила Клеона. — Я слышала, вас считали веселой и живой, но вы не могли быть и пустоголовой, иначе не стали бы так мудры с возрастом.
— Ты мне льстишь? — усмехнулась герцогиня. — Да, я была веселой и живой, как ты говоришь, и это доставило мне множество неприятностей. Тем не менее я достаточно повеселилась. Я воспитывалась со своими братьями, поэтому знала больше, чем многие девушки моего возраста. Но, могу заверить тебя, никто не интересовался тем, что было у меня в голове. Хорошенькое лицо — вот что идет в расчет, не забывай этого.
— Но я не хорошенькая. Вы и сами разочаровались, увидев меня, помните?
— Вероятно, я сказала, что ты не красавица. Но после сегодняшнего вечера я готова признать, что в тебе есть что-то более важное. Люди заметили тебя. Сегодня вечером в том зале было полдюжины девушек вдвое красивее тебя, но люди говорили о тебе. Точно так же, как много лет назад они говорили обо мне. Тьфу, пропасть, я становлюсь сентиментальной, но я гордилась тобой, дитя.
Она протянула руку и ласково коснулась руки Клеоны. Девушке внезапно стало стыдно. Она чувствовала, что завоевывает привязанность старой леди — если не ее любовь — обманным путем. У Клеоны возникло безумное желание рассказать герцогине правду и молить ее продолжать этот маскарад ради Леони, пока ее настоящая внучка не выйдет замуж! Затем, слегка вздрогнув, Клеона поняла, что одним своим словом может вдребезги разбить иллюзию своего очарования, своего успеха. Ради Леони, да и ради себя самой, она должна продолжать игру.
Когда они добрались до дома, герцогиня начала медленно подниматься по лестнице в свою спальню.
— Вы не возражаете, мадам, если я возьму книгу из библиотеки? — спросила Клеона. — Думаю, я проснусь рано. Я так привыкла к этому в деревне.
— Да, конечно, — любезно разрешила герцогиня. — Доброй ночи, дорогое дитя.
Клеона сделала книксен и, не чувствуя усталости, o хоть час был уже поздний, побежала в библиотеку.
Подавляя зевоту, лакей в напудренном парике открыл перед ней дверь.
— Канделябры зажжены, мисс, но, если света мало, я принесу еще свечей.
— Нет, не стоит, — ответила девушка. — Чтобы выбрать книгу, света вполне хватит.
Еще днем, когда она была в этой комнате, Клеона заметила, что здесь есть многие из тех книг, что имелись в библиотеке ее отца. Но и другие, в красивых переплетах из тисненой кожи, вызвали у нее страстное желание их открыть.
Девушка рассчитывала найти какой-нибудь роман Вальтера Скотта. И она не разочаровалась, обнаружив целый ряд их, стоящих на расстоянии вытянутой руки. Клеона взяла «Айвенго», одну из самых любимых своих книг, но потом заколебалась, разглядывая названия в поисках романа, которого она раньше не читала.
Она как раз пришла к выводу, что «Айвенго» лучше всего подойдет к ее утреннему настроению, когда дверь за ее спиной с грохотом распахнулась! Она повернула голову и увидела, что кого-то почти втаскивают в библиотеку.
Смущенная от того, что ее застанут в библиотеке в столь поздний час, Клеона, не размышляя, скользнула за длинные бархатные портьеры, закрывавшие окно, и почти сразу подумала, что лучше было сразу заявить о своем присутствии. Но было уже поздно. Чей-то голос медленно говорил:
— Все в полном порядке. Ты можешь идти. Ну вот, теперь тебе удобно.
Она вдруг поняла, что может все видеть через щель сбоку от портьеры. Человек, которого почти внесли в комнату, был герцог, а склонялся над ним у камина граф.
Герцог, несомненно, был очень пьян. Он развалился в кресле, закрыв глаза, его руки вяло свисали, а ноги были небрежно вытянуты.
— Все в порядке, — повторил граф. — Я привез тебя домой. Ты понимаешь, Сильвестр, что ты дома?
Пьяный герцог пробормотал что-то бессвязное. «Он отвратителен», — подумала Клеона. Она никогда не видела, чтобы джентльмен так напивался.