Любовник-Фантом (сборник)

Ле Фаню Джозеф Шеридан

— Но я надеюсь, месье Карманьяк, — вмешался Планар, — вы разрешите графу присутствовать на похоронах его родственника — вот он, видите, здесь лежит, — он указал на пластинку с именем, — а у дверей дожидается катафалк, чтобы доставить гроб на Пер-Лашез.

— Сожалею, но этого я разрешить не могу: мне даны самые четкие указания на этот счет. Я, впрочем, задержу вас совсем немного. Господин граф, надеюсь, не думает, что его в чем-то подозревают; но долг есть долг, и я обязан вести себя так, будто подозреваю всех и каждого. Приказано обыскать — я обыскиваю; иногда, знаете ли, случаются любопытные находки в самых неожиданных местах. Мало ли

что может лежать, к примеру, в этом вот гробу.

— Там тело моего родственника, господина Пьера де Сент Амана, — оскорбленно вскинулся граф.

— Вот как? Стало быть, вы его видели?

— Видел ли я его? Ну, конечно, я часто видел бедного юношу! — Воспоминания явно растрогали графа.

— Я имею в виду тело.

Граф украдкою взглянул на Планара.

— Н-нет, месье… То есть, да, конечно, но только мельком, — снова взгляд в сторону Планара.

— Но, я полагаю, этого хватило, чтобы узнать его, — вкрадчиво сказал Карманьяк.

— Конечно… Еще бы! Тут же узнал, вне всяких сомнений. Как! Не узнать с первого взгляда Пьера де Сент Амана? Это невозможно! Я слишком хорошо знал мальчика…

— Вещицы, которые я ищу, занимают совсем мало места; а жулики, знаете ли, бывают иногда изобретательны. Давайте-ка, поднимем крышку.

— Извините, месье, — решительно заявил граф, приближаясь к гробу сбоку и простирая над ним руку, — но я не могу позволить вам так осквернять… так оскорблять память покойного.

— Никакого осквернения, месье, мы только приподнимем крышку гроба — и все. Вы, господин граф, останетесь в комнате, и, если все сложится так, как мы надеемся, вам предоставится случай бросить еще один, поистине последний, взгляд на возлюбленного родственника.

— Месье, это невозможно.

— Господин граф, это мой долг.

— Но, кроме того, эта штука… отвертка сломалась, когда завинчивали последний шуруп. И клянусь честью, кроме тела в гробу ничего нет.

— Ах, господин граф, конечно же вы уверены, будто ничего нет; но вы просто не знаете хитростей этих пройдох-контрабандистов. Эй, Филипп, сними-ка с гроба крышку.

Граф возражал, однако Филипп, лысый конопатый малый, похожий на кузнеца, разложил на полу кожаную сумку с инструментами, выбрал в ней, предварительно поковыряв ногтем шляпки шурупов, подходящую отвертку и ловко крутанул каждый шуруп; они поднялись в ряд, как грибочки. Крышку сняли. Свет, которого я не чаял уж больше увидеть, хлынул мне в глаза, но угол зрения оставался прежним: я продолжал глядеть перед собою, как в тот миг, когда впал в каталепсию. Теперь я недвижно лежал на спине и, следовательно, взор мой упирался в потолок. Затем увидел я склоненное надо мною хмурое лицо Карманьяка: в глазах его, показалось мне, не мелькнуло и тени узнавания. Господи! Когда бы я был способен издать хоть один крик! Ко мне склонялась с другой стороны темная сморщенная физиономия презренного графа; заглядывал и лже-маркиз, но лицо его маячило где-то за пределами моего поля зрения и расплывалось; были и другие лица.

— Ну что ж, — сказал Карманьяк, выпрямляясь, — здесь действительно ничего интересного нет.

— Будьте добры теперь распорядиться, чтобы человек ваш накрыл гроб крышкою и завинтил шурупы, — осмелев, проговорил граф. — Должны же мы его по… похоронить. Могильщики и так получают жалкие гроши за ночную работу, так разве мы вправе часами держать их в прихожей?

— Не волнуйтесь, граф де Сент Алир, вы уедете через несколько минут. Относительно гроба я распоряжусь.

Граф

взглянул на дверь и увидел в ней жандарма; в комнате находились еще два-три дюжих молодца, весьма угрюмого вида в той же форме. Старик проявлял все большее беспокойство; каждая минута промедления могла стать для него роковой.

— Поскольку господин Карманьяк препятствует моему участию в похоронах, я вынужден просить вас, Планар, вместо меня присутствовать на погребении моего родственника.

— Только через несколько минут, — повторил непоколебимый Карманьяк. — Сперва я попрошу вас передать мне ключик от того шкафчика, — и он указал на дверцу, за которой только что была заперта моя одежда.

— Я… Я, собственно, не возражаю, — промолвил граф, — да, я не возражаю; только им не пользовались целую вечность. Сейчас пошлю кого-нибудь поискать ключ.

— О, если у вас нет его при себе, нет нужды беспокоиться. Филипп, достань-ка отмычки. Нужно открыть вот эту дверцу. Чьи здесь вещи? — спросил Карманьяк, когда шкаф был вскрыт и из него извлечена одежда, попавшая туда всего пятью минутами ранее.

— Не знаю, — отвечал граф. — Понятия не имею, что там может оказаться. С год назад я уволил одного жуликоватого слугу, по имени Лабле, у него был ключ; его одежда, наверное, там и лежит. А сам я уже лет десять, а то и более, не видел этот шкаф открытым.

— Глядите-ка: визитные карточки, а вот носовой платок с вензелем «Р.Б.» Все это, по-видимому, было украдено у человека по фамилии Бекетт, Р. Бекетт; на карточке написано: «Мистер Бекетт, площадь Беркли». Надо же, тут и часы, и связка печаток — на одной из них инициалы «Р. Б.». Этот ваш Лабле был, верно, законченный мошенник.

— Вы правы, месье, законченный.

— Сдается мне, — продолжал Карманьяк, — что все эти вещи он украл у лежащего в гробу человека, который, в таком случае, оказывается уже не господином де Сент Аманом, а господином Бекеттом. Ибо, как это ни удивительно, господа, но часы все еще идут. Думаю, однако, что господин Бекетт не мертв, а только получил изрядную дозу яда. Николас де ла Марк, граф де Сент Алир! За ограбление и попытку убить этого человека вы арестованы.

В следующий миг старый негодяй был взят под стражу. Отвратительный голос, в котором обыкновенно слышалось старческое дребезжание, неожиданно окреп; то квакая, то взвизгивая, граф протестовал, угрожал и возносил нечестивые призывы к Господу нашему, который «всех рассудит»! Так, с криками и стенаниями он был выведен из комнаты и препровожден в карету к своей прекрасной сообщнице, тоже уже арестованной; в сопровождении двух жандармов они немедленно выехали в направлении тюрьмы Консьержери.

К общему хору голосов в комнате прибавилось еще два, весьма отличных от остальных. Один принадлежал бравому полковнику Гаярду, которого лишь с трудом удавалось удерживать до сих пор в соседней комнате; второй был голос добрейшего моего приятеля Уистлуика, призванного меня опознать.

Сейчас я постараюсь вам поведать, как провалилось столь чудовищное и изощренное посягательство на мою жизнь и собственность. Но сперва несколько слов о себе. Под руководством Планара, такого же законченного мерзавца, как и прочие члены шайки, но действовавшего на сей раз исключительно в интересах следствия, меня поместили в горячую ванну, после чего уложили в теплую постель под открытое окно. Эти простые средства привели меня в чувство за три часа, в противном случае я оставался бы в оцепенении около семи.