Любовные похождения Джакомо Казановы

Казанова Джакомо

Она сказала, что регент был первый ее друг, он прозвал ее Эгерией и самолично выдал замуж за маркиза д’Юрфе. Были у нее комментарии Рамона Люлля, что толковал сочинения Арно де Вильнева, писавшего о Роджере Бэконе и Гебере, которые, по мнению ее, вовсе не умерли. Сей бесценный манускрипт держала она в шкатулке из слоновой кости, ключ от которой хранила у себя; лаборатория также была ото всех заперта.

Она показала мне бочонок, наполненный платиной дель Пинто, – ее могла она превратить в чистое золото, когда ей заблагорассудится. Ее собственноручно преподнес ей г-н Вуд в 1743 году. Она показала мне ту же платину в четырех различных сосудах: в трех первых серная, азотная и соляная кислоты не смогли разъесть ее, но в четвертом была налита царская водка [48] ,

и платина не устояла. Маркиза плавила ее огненным зеркалом – иначе металл этот не плавится, что, по ее мнению, доказывало превосходство его над золотом. Она показала, что под действием нашатыря платина выпадает в осадок, чего с золотом не бывает.

48

Смесь серной и азотной кислот.

Под ее атанором [49] огонь горел уже пятнадцать лет. Его башня была наполнена черным углем, из чего я заключил, что маркиза была здесь пару дней назад. Оборотившись к «дереву Дианы», я с почтением осведомился, согласна ли она с тем, что это детская забава. Она с достоинством отвечала, что создала его для собственного удовольствия посредством серебра, ртути и азотного спирта, кристаллизовав их вместе, и что почитает свое дерево, взращенное на металлах, отражением того великого, что может создать природа; но, присовокупила она, в ее власти создать «дерево Дианы», что было бы истинным солнечным деревом, каковое могло бы приносить золотые плоды, их можно было бы собирать; и так бы продолжалось, пока не закончится один ингредиент, что смешивается с шестью прокаженными металлами [50] в зависимости от их количества. Я скромно отвечал, что не считаю сие возможным без посредства философского камня. Госпожа д’Юрфе лишь милостиво улыбнулась в ответ. Она показала мне фарфоровую чашку с селитрой, ртутью и серой и тарелку с неразлагаемой солью.

49

Алхимическая печь, в которой постоянно горит огонь.

50

В алхимии – шесть металлов меньшего значения (серебро, ртуть, свинец, медь, железо и олово), которые с помощью порошка превращаются в золото («вылечиваются»).

– Полагаю, – сказала маркиза, – ингредиенты сии вам знакомы.

– Разумеется, – ответил я, – если сия неразлагаемая соль – уриновая.

– Вы угадали.

– Восхищен вашей проницательностью, сударыня. Вы сделали анализ амальгамы, коей я начертал пентаграмму на бедре вашего племянника, но никакой винный камень не откроет вам слов, придающих ей силу.

– Для этого нет нужды в винном камне, достаточно открыть рукопись одного из адептов, что хранится у меня в комнате, я вам ее покажу, в ней приводятся эти слова.

Я промолчал, и мы покинули лабораторию.

Войдя в комнату, она достала из шкатулки черную книгу, положила ее на стол и принялась искать фосфор; покуда она искала, я за ее спиной открыл книгу, сплошь испещренную пентаграммами, и, по счастью, увидал ту, что начертал я на бедре ее племянника; вокруг были имена Духов планет, за исключением двух, Сатурна и Марса; я быстро захлопнул книгу. Это были те же Духи, что агрипповы, кои были мне известны. Как ни в чем не бывало подошел я к маркизе, которая вскоре нашла фосфор, чей вид

меня изрядно удивил, но об этом я расскажу как-нибудь потом.

Госпожа д’Юрфе устроилась на канапе, жестом пригласила меня сесть рядом и спросила, знакомы ли мне талисманы графа де Трева.

– Я никогда о таковых не слыхал, но мне знакомы талисманы Полифила.

– Говорят, меж ними нет разницы.

– Я другого мнения.

– Мы это узнаем, если вам будет угодно написать слова, что вы произносили, начертав пентаграмму на бедре моего племянника. Книга будет та же, если я в своей обнаружу ваши слова против того же талисмана.

– Согласен, это будет убедительное доказательство. Сейчас напишу.

Я написал имена Духов, маркиза нашла нужную пентаграмму, прочла мне имена, и я, разыгрывая удивление, протянул ей листок бумаги, и она, к несказанному своему удовольствию, прочла те же самые имена.

– Вот видите, – сказала она, – у Полифила и графа де Трева учение одно.

– Я соглашусь, сударыня, если обнаружу в вашей книге способ произношения имен не выразимых [51] . Известна ли вам теория планетарных часов? [52]

51

Речь идет об именах злых духов: было опасно писать их и произносить. Нередко записывали их цифрами.

52

Каждый час имел свое каббалистическое название и управлялся ангелами «дня» и планетами, находящимися под их управлением.

– По-моему, да, но ведь она для этой операции не надобна.

– Прошу прощения. Я начертал на бедре господина де Ла Тура Соломонову пентаграмму в час Венеры, и если б я не начал с Анаэля, духа сей планеты, мое лечение ничего бы не дало.

– Этого я не ведала. А после Анаэля?

– Потом надо двигаться к Меркурию, от Меркурия к Луне, от Луны к Юпитеру, от Юпитера к Солнцу. Получается, как видите, магический цикл Зороастра; я пропустил Сатурн и Марс, которые наука из этой операции исключает.

– А если бы вы, к примеру, начали операцию в час Луны?

– Тогда бы я начал двигаться к Юпитеру, потом к Солнцу, затем к Анаэлю, то есть к Венере, и, наконец, к Меркурию.

– Я вижу, сударь, что вы в совершенстве владеете теорией планетарных часов.

– Без этого, сударыня, ничем невозможно заниматься в магии: нет времени все вычислять, но это совсем нетрудно. Любому достанет одного месяца обучения, чтобы обрести надлежащий опыт. Гораздо труднее само учение, оно слишком сложное, но и его можно постичь. По утрам я не выхожу из дома, не уточнив, сколько в сей день минут в часе, и не настроив часы, ибо одна минута может стать решающей.

– Осмелюсь ли я просить вас ознакомить меня с сей теорией?

– Вы найдете ее у Артефиуса, а в более ясном изложении – у Сандивония.

– У меня они есть, но по-латыни.

– Я переведу их для вас.

– Вы будете столь любезны?

– Вы столько мне показали, сударыня, что я просто вынужден сделать это, по причинам, о коих я, вероятно, смогу поведать вам завтра.

– Отчего не сегодня?

– Оттого, что сперва я должен узнать имя вашего Духа.

– Вы уверены, что у меня есть Дух?

– Должен быть, если вы и впрямь обладаете философским камнем.

– Да, у меня он есть.

– Поклянитесь клятвой ордена.

– Я не решаюсь, и вы знаете почему.

– Завтра я постараюсь развеять ваши сомнения.

То была клятва розенкрейцеров, каковую нельзя произносить, не уверившись в собеседнике; госпожа д’Юрфе опасалась совершить недозволенное, а мне, в свою очередь, надобно было делать вид, что и я испытываю сей страх. Я понимал, что надо тянуть время: клятва эта была мне знакома. Мужчины могут давать ее друг другу без стеснения, но такой даме, как госпожа д’Юрфе, затруднительно произнести ее перед мужчиной, которого видит в первый раз в жизни.