Любовные прикосновения
Шрифт:
– Значит, и мое место тоже здесь, – проговорила она.
На этот раз Катарина решила не возвращаться на сцену. Все равно публика больше не ходила в театр.
Милош стал протестовать. Даже в Праге, безопаснее, уговаривал он Кат. Кроме того, еще не поздно подумать об отъезде за границу. Неделю назад пришла телеграмма от Пола Браннока, в которой он вновь повторил свое предложение.
Но Кат была непоколебима.
– Как же я могу уехать сейчас? У нас ведь еще не закончился медовый месяц! – возмутилась она.
Как ни странно, по лето было почти счастливым. В мире за пределами спокойных полей,
Кат радовалась этим дням, возможности побродить босыми ногами по пахнувшим ароматным сеном лугам. Она так же, как и все семейство Кирменов, не думала покидать «Фонтаны». Если где-то и раздавались предупреждающие залпы войны, то здесь их заглушало жужжание пчел, мычание коров, звон церковных колоколов, плывущий тихими летними вечерами над пурпурными склонами холмов.
В первые дни осени появился еще один шанс сохранить мир. По предложению Муссолини было созвано совещание глав правительств четырех стран: Германии, Италии, Франции и Великобритании. Вечером тридцатого сентября Кат, Милош и его семья собрались перед радиоприемником, чтобы послушать новости о соглашении, которое было подписано в тот день с целью предотвращения войны. За столом переговоров не оказалось ни одного чешского представителя. Четыре державы заключили договор, по которому районы Чехословакии, в которых, согласно австрийской переписи населения 1910 года, проживает больше пятидесяти процентов немецкоязычного населения, должны быть переданы Германии в течение десяти дней.
Все были потрясены, и после того как Томаш Кирмен поднялся и выключил радио, долго стояла гнетущая тишина.
– Что все это значит? – наконец произнесла Ирина. Милош в задумчивости оглядел стены комнаты и пейзаж за окном: сады, окутанные тьмой, струи воды в фонтанах, едва различимые и сверкавшие серебром.
– Это значит, – тихо произнес он, – что теперь мы живем в Германии.
Ирина Кирмен медленно кивнула и протянула руку Кат, сидевшей рядом с ней на софе.
– Мне кажется, я слышу звуки орудийных залпов… – сказала она.
ГЛАВА 7
Прага, весна 1945 года
Густые сумрачные леса были полны злобных охотников, звероподобных людей, носивших с собой палки с острием на концах. Она и Милош бежали, словно звери, – обнаженные, истощенные от голода, пораненные обледеневшими ветвями. Наконец, утомленные и замерзшие, они решили сдаться и приготовились к смерти.
И тут появились единороги. Они скорее летели, чем скакали галопом. Вокруг нее и Милоша закружился вихрь, поднял их в воздух, словно опавшие листья, опустил на спины этих прекрасных животных и умчал в рай, в вечный покой.
– Кат!
Настойчивый шепот вернул ее обратно из рая. Она поднялась с лежавшего на полу свертка одеял. В слабом свете раннего утра, проникавшем в крошечную комнатку в мансарде, Кат увидела неясные очертания фигуры своей свекрови, стоявшей возле окна.
– Что это такое, Ирина?
– Слушай!..
Теперь Катарина различила непрерывную стрельбу
– Видимо, русские прорвали линию фронта, – предположила взволнованная Ирина.
– Или американцы. Они ведь тоже…
Ее оборвал грохот разорвавшегося танкового снаряда. Над низкими крышами показался шар пламени, извергавшегося из высокого здания в Новом Городе.
– Там была радиостанция, – сказала Кат. – Немцы, должно быть, взорвали ее.
Она прошла через комнату и включила маленький радиоприемник, который за прошедшие шесть с половиной лет не передавал ничего, кроме немецкой пропаганды и концертов из Берлина. Послышался треск радиопомех. Катарина покрутила ручку настройки, и наконец прорвался чей-то голос:
…мы ждали! Граждане, настало время подниматься, выходить на улицы и сражаться с врагом! Остерегайтесь предателей и наказывайте их за подлость! Защищайте национальное достояние и занимайте все важные здания! Да здравствует славная Прага и чешский народ! Объединяйтесь, граждане, и…
Голос заглушили радиопомехи. В приемнике все смолкло. Кат бросилась к окну. Над городом стояло красное зарево. Стащив через голову фланелевую ночную рубашку, она ринулась в чулан и принялась натягивать на себя одежду.
– Нет, Кат, ты не должна выходить! – умоляла ее Ирина. – Вы же слышали – время настало! – решительно ответила Кат.
– Но ведь у нас нет подробной информации! Как далеко отсюда находятся союзники? Если они не прорвутся сюда в ближайшие часы, чтобы поддержать восстание, немцы устроят бойню и убьют всех, кто выйдет на улицу.
Теперь на Кат были черные брюки, бесформенная коричневая рубашка и крестьянская кепка. Она выглядела как мальчишка. Немецкие солдаты слишком часто останавливали привлекательных молодых женщин и заставляли их составить им компанию. Однажды, несколько лет назад, это случилось и с Кат, когда она впервые осмелилась покинуть свое убежище. Голод и лишения, как ни странно, придали ее внешности большую привлекательность, фигура стала стройнее, черты лица приобрели особую выразительность. Первый же немецкий часовой затащил Кат в переулок. Включив на полную мощь свой актерский талант и припомнив пьесу Ибсена «Призраки», она убедила молодого солдата, что умирает от сифилиса, и если он изнасилует ее, то подхватит заразу и умрет отвратительной смертью. Он отпустил ее, не причинив вреда, но после этого случая Катарина предпочитала одеваться, как мальчик.
Новые звуки начали перекрывать доносившийся с улицы шум. Над крышами соседних домов поплыла мелодия запрещенного национального гимна, которую подхватили сотни голосов. Треск винтовочных выстрелов усилился, а грохот взрывов все чаще сотрясал стекла в окнах.
Кат обняла Ирину. Они подружились за эти годы, когда им приходилось полагаться только друг на друга.
– Я должна идти, – повторила Кат. – Может быть, он там, на улице, ищет меня…
Ирина вцепилась в нее.
– Не пущу, ты рискуешь жизнью!