Шрифт:
ГЛАВА I
В сущности, Морис Дюруа не сообщил мне ничего нового, но я еще очень долго не могла до конца переварить наш недавний разговор и на протяжении как минимум получаса пребывала в крайне дезориентированном состоянии, чем-то напоминающем легкую форму сотрясения мозга. У меня неприятно кружилась голова и болезненно ныли виски, а в затылок периодически вонзались раскаленные иглы, но самое ужасное, что я чувствовала себя полностью опустошенной и не видела в себе потенциала для активных действий вроде ранее запланированной поездки на Суворовский Бульвар. Дабы немного привести мысли в порядок, я сварила в медной джезве экстремально крепкий кофе, однако, на фоне резко накрывшего меня упадка сил бодрящий напиток оказался совершенно бесполезен, и к своему вящему сожалению, даже осушив дымящуюся чашку, я так и не ощутила вожделенного прилива энергии. Я была разбита и вымотана, а накопленная еще с Америки усталость крайне не вовремя дала о себе знать. Трансатлантический перелет эконом-классом, хроническое нервное напряжение и зашкаливающее количество до сих пор не решенных вопросов в совокупности поставили меня на грань психологического истощения, да и физически я находилась сейчас далеко не в лучшей форме. По идее мне следовало хотя бы до утра взять тайм-аут и банально отлежаться дома, но я слишком хорошо понимала, чем чревато в нынешней ситуации любое промедление, и категорически запретила себе потакать минутным слабостям. Я бы с удовольствием провела остаток дня в постели, плотно зашторив окна и отключив телефон, но разве могла я предаваться блаженному ничегонеделанию в тот момент, когда жизнь Агапова фактически зависела от моей оперативности? Дюруа в точности подтвердил мою интуитивную догадку, и теперь я больше не сомневалась, что путь к спасению «Хитмена» однозначно лежал через ритуал «активации» амулета, причем, о содержании вышеуказанного обряда я старалась пока вообще не думать. Я в очередной раз убедилась, что кожаный мешочек является истинным сосредоточием древнего зла, и непроизвольно содрогалась от страха, стоило мне только на миг вообразить жуткие подробности изготовления амулета. Я боялась даже представить, при каких обстоятельствах в составе «снадобья» появилась человеческая кровь и кому оная кровь изначально принадлежала, но шокирующие результаты лабораторных анализов и сегодняшние откровения Мориса Дюруа заставляли меня относиться к амулету уже ни столько с брезгливым отвращением, сколько с опаской и осторожностью. Из ручной клади кожаный мешочек сразу переместился непосредственно в сейф, да там в итоге и остался – несмотря на стойкую уверенность в том, что без «подзарядки» амулет не несет в себе угрозы, во избежание возможных проблем я все равно старалась без нужды к нему не прикасаться, и мне было гораздо спокойнее на душе, если эта мерзкая штуковина была надежно спрятана.
В Штатах я постоянно таскала амулет с собой и тем самым создавала иллюзию контроля, но здесь, в Столице, я радикально изменила отношение к происходящему. Во-первых, мне изрядно поднадоело трястись над кожаным мешочком, будто курица над яйцом, а во-вторых, я легко допускала, что непрерывный контакт с амулетом рано или поздно аукнется мне довольно неприятным образом, даже невзирая на обманчивое внешнее затишье. По большому счету, я толком не знала, чего ждать от этой непредсказуемой гадости, но покуда амулет хранился в «несгораемом шкафу», мне было не так тревожно, как в случае, если бы я и дальше не вынимала его из сумки. Честно сказать, присутствие амулета в квартире доставляло мне серьезный дискомфорт, но не класть же его было в банковскую ячейку? Я вынужденно смирилась с необходимостью обитать под одной крышей с этим противоестественным изделием, но в сторону сейфа поглядывала с откровенным подозрением, заведомо настраиваясь на новые сюрпризы. Впрочем, реальных оснований насторожиться у меня пока не возникало, и я смела надеяться, что никаких фортелей «разрядившийся» амулет по идее выкинуть не должен. Но так как стопроцентной гарантии мне никто не давал, я продолжала держать ухо востро и не сбавляла бдительности – внутри кожаного мешочка таилось нечто необъяснимое и от этого еще более пугающее, а я имела несчастье на личном примере убедиться, что шутки с магией, ой как плохи. Я отталкивалась от принципа «не буди лихо» и мимо хранилища амулета передвигалась преимущественно на цыпочках, словно звук моих шагов и вправду мог нарушить чуткую дрему невероятно могущественной силы, но каждый раз, когда я приближалась к сейфу, у меня сразу подскакивал пульс. Вероятно, все было намного прозаичнее, и учащенное сердцебиение вызвала лошадиная доза кофеина. По-хорошему, мне надо было накапать себе валерьянки, а не усугублять и без того избыточную взвинченность, но в сложившихся обстоятельствах мне требовалось быстро соображать, а даже самые безобидные травки-муравки имели свойство притормаживать реакцию.
В коммуналку на Суворовском я отправилась без конкретной стратегии. Не то чтобы я полагалась на спонтанное озарение – я могла бы разработать десятки схем и затем наблюдать, как все они рассыпаются в прах, но по мне так пусть лучше я буду разбираться по обстановке, чем снова и снова терпеть разочарование. Колесо Фортуны вращалось с бешеной скоростью, а я не поспевала за динамикой разворачивающихся вокруг событий, и в результате у меня сформировался определенный фатализм. «Домашние заготовки» мне почти не пригождались, зато импровизировать мне приходилось чуть ли ни каждый божий день, и я закономерно сделала вывод, что строить планы есть занятие весьма неблагодарное. Я объективно сознавала, что чему быть, тому, как говорится, не миновать, и в своем незавидном положении я обречена идти наощупь. Я постепенно привыкала блуждать в потемках и мало-помалу постигла искусство передвижения вслепую – моим единственным навигатором выступали обострившиеся инстинкты, и в условиях недостатка вводных данных я училась доверять внутреннему голосу. Там, где давали сбой логические выкладки, главенствующую роль играло природное чутье, и не моя была в том вина, что мир сошел с ума и погрузился в хаос.
Перед выходом я машинально взглянула на себя в зеркало, и едва переборола желание запустить в свое отражение чем-нибудь массивным. Наверное, если бы я до вечера отмокала в пенной ванне, а прежде, чем лечь спать, с упоением умащивалась сыворотками и кремами, поутру у меня не было бы такой помятой физиономии, но сияющая кожа достигалась полноценным отдыхом, правильным питанием и систематическим уходом, а нескончаемые цейтноты, перекусы чем попало и пренебрежение элементарными косметическими процедурами сроду не способствовали молодости и красоте. Я честно пыталась перехватывать несколько часов сна и не травить организм фастфудом, а в самолете даже внаглую развернула на лице тканевую маску, но безумный ритм, в котором я существовала уже четвертые сутки, мгновенно сводил на нет все мои жалкие потуги. Я попробовала замаскировать темные круги консилерм и ярко накрасила губы, чтобы отвлечь внимание от глаз, но получилось так себе – потухший взгляд, серый цвет лица, чистые, но не уложенные волосы… Одним словом, смотреться в зеркала мне было строго противопоказано, и я утешала себя лишь тем, что успех моего предприятия зависел не от презентабельного вида, а от морально-волевых качеств и толики удачи.
Тем временем поток звонков и сообщений даже не думал иссякать. Искал меня не только шеф, но и зарубежные партнеры. Своим поспешным отъездом из США я сорвала сразу три презентации и продемонстрировала вопиющее неуважение к американским отельерам, дружно ожидавшим, что я буду вдохновенно распинаться о заманчивых перспективах сотрудничества. И ладно бы я просто я уехала – я еще и никого не предупредила об отмене встречи, а это уже выходило за рамки бизнес-этикета и бросало тень на репутацию компании. Учитывая, что наша фирма и так еле-еле держалась на плаву, а камень в огород Нитиевского, похоже, не кинул только ленивый, мой возмутительный поступок выглядел вдвойне бессовестно, и наверняка шеф был вне себя от ярости, когда я вероломно воткнула ему нож в спину. Совсем неудивительно, что Нестор Аронович рвал и метал, но я стискивала зубы и не отвечала на его настойчивые звонки. Я четко расставила приоритеты, и первая позиция в списке никоим образом не касалась работы.
ГЛАВА II
За руль я садилась с некоторыми сомнениями. В принципе, чувствовала я себя вполне нормально – носом не клевала, на ходу не засыпала и непреодолимого желания вставить в глаза спички не испытывала, однако, я боялась, что перегруженный мозг рано или поздно объявит забастовку, вследствие чего я начну злостно нарушать правила дорожного движения и неровен час спровоцирую аварию. Но если мне и посчастливиться не попасть в ДТП, всегда существовала немалая вероятность, что моим крайне подозрительным стилем вождения заинтересуются доблестные блюстители порядка и под предлогом выяснения обстоятельств потащат меня на медицинское освидетельствование в наркодиспансер, а машину и вовсе отгонят на штрафстоянку. И доказывай потом, что ты спиртного даже не нюхала, а твое странное поведение не несет общественной опасности! И хотя я далеко не сторонник поощрения коррупционных схем, без дачи взятки в подобной ситуации черта с два обойдешься, а уж аппетиты у стражей порядка таковы, что малой кровью тут уж точно не отделаешься. Но и ехать на такси, а уж тем более на метро, мне ничуть не улыбалось, и я непроизвольно вздрагивала, с одинаковым ужасом вспоминая как толпы потных сограждан, так и болтающих без умолку водителей. Стремление к комфорту перевесило все контраргументы, и я всё же решила на свой страх и риск воспользоваться личным автотранспортом. Вытрепать себе остатки нервов я еще успею, а сейчас мне было важно сохранять олимпийское спокойствие, а не срываться на бытовые конфликты из-за оттоптанной ноги или несходства музыкальных пристрастий. Если не терять концентрации, не считать ворон на оживленных перекрестках и не создавать аварийных ситуаций, то у меня имелись внушительные шансы избежать неприятных инцидентов, и я искренне надеялась, что сгонять туда и обратно мне сегодня удастся без происшествий.
Погода между тем продолжала портиться. Для сентября в Столице стоял почти аномальный холод, а к безостановочно моросящему дождю присоединился пронизывающий ветер. Серый небосвод нависал так низко, что казалось, мог в любую секунду обрушиться на город всей своей многотонной тяжестью, и застигнутые на улице прохожие инстинктивно втягивали головы в плечи. В прогретой машине было тепло и уютно, а непрерывно работающие «дворники» успешно справлялись с бьющими в стекло каплями, но я бы не очень удивилась, если бы ранняя осень внезапно ознаменовалась самым настоящим снегопадом. Мрачную, гнетущую атмосферу усиливали налитые свинцом тучи, и несмотря на достаточно раннее время, над Столицей неумолимо сгущалась тьма, впрочем, даже близко не сравнимая с окутавшим мою душу мраком. Я ехала в полной тишине, и в какой-то момент вдруг поняла, что не могу больше выносить это жуткое безмолвие. Любимая радиостанция порадовала меня легкой ненавязчивой мелодией, и я немного воспрянула духом, но на сердце по-прежнему было донельзя муторно. Я старалась себя не накручивать, но царящий в мыслях сумбур мешал мне справиться с волнением, и по мере приближения к пункту назначения мне становилось все тревожнее.
С парковками в историческом центре всю жизнь было из рук вон плохо, а с увеличением количества автомобилей проблема встала особенно остро. Старые дома не были оборудованы подземными паркингами, и жильцы в основном ставили машины на огороженной дворовой территории, поднимая и опуская шлагбаум с помощью личного пульта управления, а о визите гостей обязательно предупреждали охрану. Меня в гости никто не ждал, и я благоразумно оставила автомобиль на платной парковке торгового центра – большого удовольствия пешая прогулка под ледяным дождем мне по очевидным причинам не доставила, но других вариантов у меня не было, и расстояние до нужного здания я преодолела практически вприпрыжку. Я захватила с собой зонт, но от резкого порыва ветра он незамедлительно вывернулся наизнанку, и положения дел, увы, не спас. Куртка с капюшоном защитила меня от дождя, и вымокнуть до нитки я, к счастью, не успела, зато промерзла изрядно. С быстрой акклиматизацией у меня упорно не клеилось, и в этой промозглой сырости мне толком не верилось, что еще вчера я изнывала от жары под жгучим солнцем Невады и даже предположить не могла, с какой изощренной жестокостью накажет меня судьба, и ладно было справедливое возмездие обрушилось лишь на меня одну. Ян не заслуживал такой горькой участи, и я готова была на что угодно, только бы вырвать его из цепких лап смерти.
В процессе многократного форсирования луж я заметно промочила ноги, и хорошего настроения сей весьма прискорбный факт мне совершенно не добавил – в ботинках противно хлюпала вода, и меня начало знобить. Второпях я нацепила первую попавшуюся обувь, более или менее соответствующую нынешнему сезону, и теперь пожинала плоды своей безалаберности, но как бы там ни было, никакие природные катаклизмы не могли заставить меня отказаться от своего плана. Я поглубже натянула капюшон и зябко ежась от пробирающего до мозга костей холода, двинулась по тротуару, а еще через пару минут вдруг обнаружила, что ампирные пилястры на примечательном фасаде бывшего доходного дома покрыты густым слоем черной сажи. Даже сплошная пелена дождя была не в состоянии скрыть от моего взгляда следы крупного пожара, бушевавшего на верхних этажах. Обугленные ставни, зияющие провалы разбитых окон, осевшая на старинной лепнине гарь – судя по масштабам разрушений, огненная стихия буквально уничтожила две квартиры, расположенные одна над другой, и меня запоздало осенило, что дотла выгорела в том числе и пресловутая коммуналка. Ошибки здесь быть не могло – именно у этого окна с видом на бульвар, зловеще оскалившегося жуткими остовами закопченных рам, Интарс задумчиво курил, пока я говорила с «Хитменом» по телефону, но представшая перед глазами картина красноречиво свидетельствовала о том, что безжалостное пламя не пощадило уникальный памятник архитектуры, и слава богу, если в пожаре не пострадали люди.
Я завороженно взирала на изуродованный огнем фасад и не могла поверить в реальность этого страшного зрелища, а дождь уже не просто лил, а скорее хлестал, как из ведра. В полузабытьи я пересекла двор, зашла в подъезд, и когда пожилая консьержка вопросительно вскинула выщипанные в тонкую ниточку брови, слова вдруг намертво застряли у меня в горле.
– Здравствуйте! Вы к кому? – осведомилась женщина, – вам в какую квартиру?
– В восьмую, – выдохнула я, проигнорировав первый вопрос, – но, похоже, от нее осталось лишь пепелище. Простите, я была в заграничной командировке и ничего не слышала о пожаре. Что тут произош ло?